Образ героя комедии Мольера «Скупой»

Все шире становилось поле сатирических атак Мольера. Враг дворянских привилегий, обличитель хищников з расшитых золотом камзолах и в рясах святош, он видел и пороки буржуазии, того сословия, из недр которого вышел сам. Купцы, промышленники, коммерсанты были второй опорой трона и приобретали все большую силу в абсолютной монархии. Дворяне, стремясь блистать при дворе и жить «всласть», до нитки обирали крестьян. А промотав свои состояния, бездельники в париках закладывали в лавке ростовщика фамильные драгоценности, запутывались в долговых сетях. Владельцы лавок, процентщики все туже набивали мошну. И вместе с мошной разрасталась их алчность. До чего же могут они дойти в неуемном своем скопидомстве, в страсти к деньгам?

Мольер, задумавшись над этим вопросом, создал комедию «Скупой». На сцену его театра вышел старый Гарпагон в затрепанном сальном кафтане, богач, трясущийся над грошом. В каждом человеке скряга Гарпагон видит врага, вора, готового покуситься на его карман. Скупость убила в нем все живые чувства. Шкатулка с деньгами для него дороже счастья собственных детей. Гарпагон смешон и отвратителен. Он нарисован весь одной краской. Весь он живое воплощение омерзительного порока, доведенного до предела. Старый скряга нарисован Мольером с остротой и силой обобщения, но в нем нет той жизненной многогранности, которой обладают герои Шекспира. В этой комедии особенно наглядно выступают принципы построения классицистического образа. Подчинение заранее заданной цели, назидательность. Все поведение Гарпагона, все проявления его характера определяются одной главной чертой, вытекают из нее.

В ту пору, когда жил Мольер, буржуазия еще была восходящим классом, она формально не выделилась из рядов непривилегированного «третьего сословия». Мольер взывал к разуму и человечности, к здравому смыслу и чувству собственного достоинства разбогатевших сынов трудового «третьего сословия», с горечью видя, что разум и добрые чувства слишком часто изменяют им. В комедии «Мещанин во дворянстве» (1670) Мольер высмеял тупого и чванливого купца Журдена, который из кожи вон лезет, чтоб во всем походить на аристократа. Журден пыжится и обезьянничает, учится сюсюкать ‘ и любезничать, наняв полк учителей, и превращается во всеобщее посмешище, в источник легкого дохода для ловких пройдох, прикрывшихся дворянскими титулами. Мольер надеялся, что пороки буржуазии можно исцелить, обличая их.

Гений и мастерство Мольера высоко ценил его младший современник и друг Буало. Это был крупнейший теоретик классицизма, автор книги «Поэтическое искусство» (1674), которая на долгие времена стала сводом правил для европейских литераторов разных стран. Создавая эту книгу, Буало многому учился у Мольера, лучшие комедии которого он называл «высокими» и считал образцами искусства классицизма. Вера в силу разума, пафос гражданственности, стремление к стройности композиции, ясности и точности выражения мыслей, к поучительности и назидательности содержания, соблюдение «трех единств» — все эти принципы Мольер блестяще воплощал в своем творчестве, и комедии его («Тартюф», «Мизантроп», «Скупой» и др.) действительно могли служить образцами искусства классицизма. Но было в его творчестве и нечто далеко выходящее за рамки «правил»» аристократической! поэтики. Критик укорял великого комедиографа в излишнем «пристрастии к народу». Как может автор «Мизантропа» унижаться до каких-то «Плутней Скапека»?- восклицал Буало. Теоретик классицизма прикладывал к искусству Мольера ограничительною мерку, и то, что не соответствовало ей, представлялось Буало горестным заблуждением.

Хоронить Мольера предписывалось тайком, ночью. И все-таки к выносу тела на улице Ришелье собралась толпа народа. Здесь не было ни маркизов, ни святош. Здесь были друзья: парижский люд, зрители партера, та публика, с которой он говорил со сцены, актеры его труппы, те люди, которым при жизни довелось идти рядом с ним, вслед за ним. Они шли за гробом Мольера. Шли молча, при мерцающем свете факелов. И, может быть, здесь, в ночной час, у кладбищенской стены, они мысленно давали себе клятву сохранить театр Мольера, отстоять его для потомков, не поддаваясь никаким козням тартюфов, как не поддавался им Мольер.

Тартюфам не удалось сломить Мольера, не удалось победить его ни при жизни, ни после смерти. Они отняли у него много сил, но не смогли выбить из его рук оружие. Оно цело. И оно служит живым.