Ленский — антипод Онегина
Владимир Ленский — главный герой романа в стихах А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Он появляется во 2-ой главе романа, которая сначала должна была называться «Поэт», и задуман как антипод главного героя, о чем и сообщает автор, прибегая к выразительному сравнению: Онегин и Ленский отличаются друг от друга более, чем камень от волны, пламя ото льда и проза от стихов.
Образ Ленского — это своеобразное прощание Пушкина с романтизмом и автопортрет Пушкина-романтика . Этот бескомпромиссный идеалист, поборник чистой красоты и высоких идеалов неизменно присутствовал и в личности повзрослевшего Пушкина, именно поэтому обреченного принять романтическую гибель «невольника чести». Так полагали многие современники поэта, чье мнение ярко выразил М. Ю. Лермонтов, в своем стихотворении на смерть поэта приравнявший личность и судьбу А. Пушкина к личности и судьбе В. Ленского.
Ленский — как бы оборотная, скрытая, тайная сторона личности зрелого Пушкина, внешне всегда стремившегося, подобно Онегину, быть с веком не просто наравне, но и немного впереди, скептически отвергая и творчески изживая романтизм, который изжить до конца в самом себе ему не удалось.
Истоки характера
При первом же упоминании фамилия героя рифмуется с Геттингенским университетом, свежеиспеченным выпускником которого Ленский является в родовое поместье. Геттингенский университет был широко известен как рассадник либерализма в Европе. Длинные волосы — также примета вольнодумца, студенческая мода романтической «Германии туманной». Речь Ленского всегда эмоциональна, что Пушкин также приписывает его геттингенскому воспитанию, ибо Владимир говорит всегда о высоком, и это высокое можно кратко обобщить строкой из другого пушкинского произведения: «О Шиллере, о славе, о любви».
Шиллеровскими мотивами полны верования Ленского, описанные в 8-й и 9-й строфах второй главы.
Сюжетная функция персонажа
Ленский не имел любовного опыта: «Он сердцем милый был невежда». Но герой полон возвышенных ожиданий от грядущей неведомой любви, от еще только предстоящей ему жизни, цель которой представляется ему высокой и чудесной. Предмет любви Ленского был хорошо известен в его кругу и скоро стал известен и Онегину: голубоглазая блондинка Ольга, младшая дочь соседа-помещика Ларина, навек пленила сердце юного поэта.
Образ Ольги в душе Владимира не потускнел и в годы его геттингенского учения. Он в точности совпал со стереотипом героини немецкой любовной элегии. Именно в этом жанре он и пишет «об Ольге», что мы узнаем лишь из 31-й строфы 4-й главы, ибо автор романа, всецело занятый пробудившимся чувством старшей Лариной, Татьяны, к Онегину, надолго забросил его нового друга.
Но вот Онегин после прямого и сухого объяснения с «дикой» и вечно печальной Татьяной решает от скуки заняться ее легкомысленной младшей сестрой. Тут-то вновь пригодился Ленский, возмущенный цинизмом «друга». Сразу рушатся идеальные представления о любви, дружбе, следует вызов Онегина на дуэль — и хладнокровное убийство столичным денди ни в чем не повинного юноши.
По мнению Онегина, Ленский был виноват уж тем, что затащил его на семейный вечер к Лариным, уверяя, что толпы гостей у них не будет, но за толпу Онегин Ленскому решил «отомстить», не подозревая, что их ссора зайдет так далеко.
Предположения о несостоявшейся судьбе
Грустя о погибшем поэте, автор романа теряется в догадках о том, не великого ли гения потеряло человечество в его лице. Но читатель был невольным свидетелем творческого акта Ленского в ночь перед дуэлью и знает, что даже в свой предсмертный час, предчувствуя неминуемую гибель, Владимир писал «темно и вяло». Поэтому читатель не верит в искренность первой авторской версии несостоявшейся судьбы .
Зато охотно верит, что, благополучно женившись на Ольге, он перестал бы писать о ней элегии, навсегда расстался бы с музами и был бы счастлив, несмотря на измены супруги.
И все же злой автор оставляет Владимиру шанс на сочувствие. Нет, не Ольги , а совершенно посторонней девушки, горожанки, которая случайно едет мимо скромного памятника поэту и, прочитав приличествующую эпитафию, роняет скромную, но искреннюю слезу. Это своего рода инструкция для читателя романа, которому надлежит точно так же отнестись к памяти этого искреннего, доброго юноши, верного своим убеждениям и своей любви.