Основные направления в развитии русской поэзии середины XIX в

Еще в 40-х гг. XIX в. поэзия явно уступала место прозе. Прошло относительно немного времени, и положение изменилось.

Уже в следующее десятилетие поэзия вновь занимает достойное место в литературном движении, в ряде случаев она даже опережает и стимулирует художественные поиски в области прозы.

В русской поэзии середины XIX в. общепризнанным считается наличие двух направлений. С одной стороны, это Некрасов и поэты его школы. Представители этого направления обращались к насущным общественно-политическим проблемам. В центре их внимания был современный человек с его нуждой и горем, тревогами и разочарованиями. Характерными для них были быстрота отклика на актуальные явления действительности, обличительные тенденции, активное участие в литературной борьбе эпохи, широкое использование сатирических жанров.

В особенности это относится к поэзии В. С. Курочкина, Д. Д. Минаева, В. И. Богданова, сотрудничавших в сатирическом журнале «Искра», к стихам Добролюбова, которые он печатал в «Свистке» — сатирическом приложении к «Современнику». К некрасовской школе по справедливости нужно отнести и И. С. Никитина, посвятившего свое творчество изображению народной жизни.

Одновременно существовало в поэзии и другое направление, ориентировавшееся на теорию «искусство для искусства» . Поэты «чистого искусства» уходили в мир философских и психологических проблем, сосредоточивали свое внимание преимущественно на личных, интимных переживаниях.

Все это вызывало у демократического читателя, который на крутом переломе истории желал найти в литературе прямые отклики на волновавшие его вопросы, активное неприятие.

Существует большое количество фактов, свидетельствующих о непримиримой борьбе этих двух направлений. Но прошло уже едва ли не полтора столетия; нам теперь значительно легче оценить суть тех споров, столкновений, которые были так характерны для 60-х гг. XIX в. Прежде всего, представление о диаметральной противоположности двух эстетических позиций нуждается в определенных коррективах. Можно ли свести творчество Некрасова к одним только «гражданским мотивам», не замечать у него произведений общенационального и общечеловеческого характера? Не надо забывать, что именно Некрасов первым сказал о замечательном поэтическом даре Тютчева, высоко ценил стихи Фета.

С другой стороны, лозунг «чистого искусства» не так уж последовательно соблюдался его сторонниками.

Если все-таки исходить из наличия двух направлений в русской поэзии середины XIX в. , то ни в коем случае не следует одно из них возвышать за счет другого. Были свои сильные стороны, несомненные открытия у представителей того и другого направлений. Важно не терять историческую перспективу и ясно отдавать себе отчет в том, что для русской поэзии были, конечно, необходимы пафос социальности, стремление придать стихам прямое агитационное звучание, утверждение высокого предназначения поэта-пророка, открытие народной жизни как законного предмета поэтического творчества. Но не менее важными и существенными были достижения другой школы, для которой характерными стали глубокое ощущение природы в ее соотнесенности и органической связи с душевной жизнью человека, исповедальность, тонкий психологизм лирики, обращенность к вечным загадкам бытия, поиски новых средств художественной выразительности, музыкальность и т. д.

Сложность заключается в том, что нам порою очень трудно совместить при анализе того или иного произведения разные критерии: сиюминутные и вечные. Бывает так, что поэт или писатель создает произведение, которое, благодаря быстроте отклика на самые актуальные, самые злободневные события, вызывает неподдельный интерес у его современников. Но проходит пять или десять лет, изменяется общественное сознание, вопросы, которые когда-то так волновали читателей, перестают быть актуальными, появляются новые проблемы. А что же произведение, вокруг которого еще так недавно велись оживленные споры?

О нем уже никто не вспоминает, оно забыто, ему на смену пришли другие книги, но не будут ли они забыты точно так же?

А в то же самое время существует поэт или писатель, который вовсе не пользуется шумным успехом: современники его почти не замечают, о нем не спорят, не устраивают поэтических вечеров, не посвящают ему диссертаций, он не становится объектом поклонения и восторгов. Но проходит какое-то время, и выясняется, что именно он, этот поэт или писатель для последующих поколений оказывается важным, необходимым, актуальным, потому что он обращался в своих произведениях к таким проблемам, создал столь совершенные книги, которые имеют ценность вневременную. Его стихи приобретают в новых условиях у новых поколений новую эстетическую жизнь, ибо способствуют обогащению художественного сознания человечества, содействуя эстетическому освоению мира.

Итак, в одном случае — стремление откликнуться на интересы сегодняшние, в другом — на вечные проблемы. Должен же кто-то помогать нам разобраться в сумятице повседневной жизни, подсказать, помочь, наставить. Но в равной степени кто-то должен хранить священный огонь поэзии, не давать ему затухнуть, даже если пока и не встречает понимания у тех, кто озабочен сиюминутными проблемами.

У Фета есть чудесное стихотворение, написанное, кстати говоря, без единого глагола:

Шепот, робкое дыханье, Трели соловья, Серебро и колыханьеСонного ручья…

Над этими строчками издевалась радикально настроенная молодежь, на них было написано много пародий… Но послушайте, с какой мудростью оценил эту ситуацию великий Достоевский.

Представьте себе, пишет Достоевский, что в каком-то городе произошло ужасное стихийное бедствие . Жители в отчаянии, они поражены, обезумели от ужаса. Утром следующего дня в городе выходит очередной номер местной газеты. Несчастные лиссабонцы надеются, «что номер вышел нарочно, чтоб дать некоторые сведения, сообщить некоторые известия о погибших, о пропавших без вести и проч., и проч.

И вдруг — на самом видном месте листа бросается в глаза что-нибудь вроде следующего: «Шепот, робкое дыханье…»» Что должны были бы сделать лиссабонцы с автором этого стихотворения? «…Мне кажется,- пишет Достоевский,- они тут же казнили бы всенародно, на площади, своего знаменитого поэта». Лиссабонцев можно понять. Достоевский и не думает их осуждать за столь жестокое отношение к служителю искусства. Однако он не заканчивает свою историю: «…поэта-то они б казнили, а через тридцать, через пятьдесят лет поставили бы ему на площади памятник за его удивительные стихи…»

Разумеется, все написанное Достоевским есть результат его художественной фантазии, но само по себе противопоставление читательских ожиданий, вызванных сегодняшними тревогами и бедами, и объективного значения художественного текста, который может быть по достоинству оценен только через много лет, отмечено им совершенно верно.

Даже у таких поэтов, как Некрасов и Тютчев, есть стихотворения, написанные «на злобу дня», посвященные конкретным историческим или политическим событиям, которые для последующих поколений потеряли уже непосредственный интерес.

Но есть ведь у них и стихи иного плана, которые и сегодня продолжают нас волновать, ибо они утверждают те общечеловеческие ценности, без которых жить невозможно. Это обстоятельство и предопределяет величие и значение поэтов, писателей, драматургов, работавших не только для своего времени.