Особенность образов-персонажей Борхеса

Важная особенность образов-персонажей Борхеса — их неподвластность уничтожению. Они не горят в огне. Чтобы глубже понять значение знака «не испепеляемые огнем образы», Жолковский соотносит его со знаком «несгораемые рукописи».

В последнем случае он использует пародийно перекодированную цитату из романа Михайла Булгакова «Мастер и Маргарита» «Рукописи не горят», получившую в литературоведческой науке многообразные трактовки.

Ирина Галинская в исследовании «Криптография романа «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова» выдвинула гипотезу о возможном историко-культурном источнике, знакомство с которым способствовало рождению булгаковской метафоры — изложенной в «Истории альбигойцев» Н. Пейра легенде о манускрипте испанского приора Доминика де Гусмана, представлявшем собой толкование Священного писания и изобличавшем альбигойскую ересь. Еретики-альбигойцы решили сжечь эту рукопись. «Каково же было их потрясение… когда пламя отнеслось к рукописи Доминика с благоговением и трижды оттолкнуло ее от себя…». Не вдаваясь в вопрос об обоснованности данного предположения, заметим, что легенды о несгорающих в огне книгах существуют во многих культурах и отражают сложившееся в древности отношение к так называемым священным текстам, наделявшимся атрибутами божественности, а следовательно, неуничтожимости, бессмертности. Отголосок одной из таких легенд слышен в рассказе-эссе Борхеса «Богословы»: «Разорив сад, осквернив чаши и алтари, гунны верхом на лошадях ринулись в монастырскую библиотеку, изорвали в клочья непонятные для них книги и с бранью сожгли их, видимо, опасаясь, что в буквах таятся оскорбления их Богу, кривой железной сабле.

Сгорели палимпсесты и кодексы, но внутри костра, среди пепла осталась почти невредима двенадцатая книга «Civitas Dei» , где повествуется, что Платон в Афинах учил, будто в конце веков все возродится в прежнем своем виде….

Исторический опыт убедил людей в том, что достойные того книги не знают временных границ, становятся вечными спутниками человечества, средоточием его духовного опыта, представлений о прекрасном и безобразном.

Знак «не испепеляемые огнем образы» относится к знаку «несгораемые рукописи» как часть к целому, ибо именно в рукописи, не горящие в огне, превратятся не горящие в огне образы, когда творческий процесс будет завершен. И борхесовский, и булгаковский знаки наделяются иммортологическим значением. Борхесовский знак, однако, содержит в себе «прапамять» о своем происхождении и о происхождении других знаков упорядоченного множества форм знака данного класса .

Все они отражают древние мифологические представления об огне как о всеобъемлющем начале, пронизывающем мироздание.

Появление в рассказе Борхеса образа Бога Огня побуждает читателя вспомнить, какое истолкование получает Агни в древнеиндийской мифологии. Согласно Ведам, Агни — космическая сила универсального характера, составляющая первооснову мира, присутствующая во всем. Поэтому Агни изображался как главный из земных богов, персонификация священного огня. Облик Бога Огня у Борхеса странен: это гибрид тигра, коня, быка, розы, урагана.

И в этом писатель отступает от традиционных древнеиндийских представлений о тройственной природе Агни , во-первых, избегая появления возможных ассоциаций с христианством, во-вторых, желая усилить ощущение первозданной — дочеловеческой — архаики, сверхъестественности, могущества, пугающей и завораживающей множественности единой космической субстанции. Но это лишь один комплекс значений, которыми наделен данный образ. Явление Бога Огня «сновидцу» во сне — скрытое указание на то, что Агни — продукт человеческой фантазии, проявлявшей себя на уровне мифологических представлений о бытии.

Характерно, что у Борхеса преломилось и изменение положения Агни в божественной иерархии индуизма в более поздний период древнеиндийской истории в связи с появлением концепции пяти элементов, из которых состоит мир. Писатель изображает запустение, царящее в святилищах Бога Огня, разрушенных, изуродованных пожарами, заросших болотными зарослями, воспроизводит наказ Агни, оживившего призрака-«сына», «обучить создание обрядам и отправить его в другой разрушенный храм, чьи пирамиды еще сохранились вниз по реке, дабы хоть один голос славил Бога в обезлюдевшем святилище» . И совсем не случайно «сновидец» Борхеса поклоняется именно светоносному Агни, победителю тьмы, ищет у него поддержки — одной из функций Агни традиционно считалось поощрение певцов.

Божественный огонь — высшая творческая духовная сила — как бы соучаствует в процессе создания эстетических ценностей, вселяясь в певцов, «сны» которых принадлежат миру идеального, а потому не пожираются огнем, который пожирает все на Земле, — временем.

Прообраз книги, не подлежащей уничтожению, не сгорающей в огне, даже когда гибнет мир, у Борхеса — Веды . Циклическая история Вселенной, согласно древнеиндийской религиозной философии, включает в себя «периоды мрака, в которых либо ничего нет, либо остаются лишь слова Вед. Это слова-архетипы, которые служат для создания вещей». Но и согласно иудейской мистике, Тора — книга, предшествовавшая миру. Аналогичной позиции придерживается и мусульманство относительно Корана . «В христианстве сначала различали кодексы и свитки, которые часто изображаются в руках апостолов, когда Христос передает им их как символ традиции учительства». «Книгой книг» христианство считает Библию » «. «Буквальное проглатывание Книги Откровения пророком Ие-зекиилем является исконным символом «прочувствования» божественного послания.

Передача высшего знания, очевидно, мыслилась лишь с помощью книги, происходящей из высших сфер» . Веды, Тора, Библия, Коран… — культурные знаки, образующие единую парадигму. Общим для них означаемым является Книга — Книга-Откровение, или атрибут самого Бога. Это как бы архетип книги, получившей бессмертие.

Бессмертен и каждый из образов такой книги.

Можно предположить, что всеиспепеляющий пожар в рассказе Борхеса символизирует конец очередного цикла и гибель мира . Образ остается невредимым в кольце огня. Это поистине вечный образ, знак которого и дает Борхес в рассказе.

Кольцо огня, в котором он горит не сгорая, — круговорот времен, уничтожающих все тленное.