Первое прочтение — Людмила Улицкая

Наведение справок об авторе дало не много. Популярна, но книги с лотков с неуловимой быстротой не расходятся. Скорее, писатель не для масс. Отмечена высокими оценками и престижными наградами. Известных произведений не так уж много. Излюбленный метод — реализм. Вечные проблемы, как правило, во главе угла. Интересна скорее, как человек-явление, чем как автор конкретных творений. Безусловным классиком пока назвать нельзя. Как ни странно, взявшись за труд «Казус Кукоцкого», Людмила Улицкая отказалась от излюбленных жанров повести и рассказа. И даже в романом-семейной хроникой все не ограничивается. В главах, когда чуть заметно, а когда и настойчиво сквозят эпические нотки. Несколько тем, касающихся жизни всего народа, можно выделить без особой сложности: судьба выдающегося ученого после прихода советской власти, тоталитарное общество, воспитание и образование нового поколения… Только вот (ах, вероломность женской прозы!) ни одна из них не развертывается глубоко и не получает своего разрешения.

Видимо, для автора полезным открытием стал вывод Льва Николаевича, которым она не преминула поделиться с читателем. А сказал великий эпик Л. Толстой в романе Улицкой вот что: «Я… ото всего отказался, что написал. Сколько глупостей наговорил, скольким людям жизнь замутил, а истинных слов — нет, не нашел… Главного о главном не написал. В любви ничего не понял…».

Нет, не эпос главное, не то, к чему с классических страниц привык и привычным глазом без труда сначала, а потом и с трудом, нащупываешь. Убегает эпос, из рук выскальзывает. Обманывает и картинкой оборачивается. Обманывает, ли?

А дальше — немного растеряно. Читаешь и все силишься уловить, о чем же? Так основательно, аргументировано и методично автор знакомит нас с судьбой каждого героя. Для чего? Что за мысль требует столь тщательной проработки?

Изумляют медицинские и биологические подобности — роскошь, которую может позволить себе биолог-генетик по образованию Людмила Улицкая. Это дает ей возможность с принципиальным отличием от других поднять тему Любви, гуманности, науки, Души, семьи и других, какие называют вечными. Все они переплетаются, перепутываются, вытекают одна из другой… но опять же не находят разрешения. Думай, дорогой читатель! Уже решил, что в сказку попал? Прошли времена Толстых и Достоевских, что писали теми же словами, задавали те же задачки, только и ответы в конце задачника оставляли… Улицкая скупа даже на «Дано». Читаешь запоем, ждешь: вот, наконец, скажет главное, знаковое… Нет! НЕ СКАЗАЛА!

Сбивает с толку композиция. В традиционном романе-хронике, пусть с элементами эпоса, возникает еще одна часть. Не последняя. Вторая из трех. Она такова, что заставляет, прочитав роман до конца, вернуться и перечитать часть снова. В надежде, что искомые ответы будут найдены. Часть, в которой совсем другие герои, другой пейзаж, иные разговоры и проблемы. И в то же время оказывается все тем же самым. И тут-то действительно становится ясным главное — книга о Смерти, которой нет.

То есть, в книге-то она есть — ее много, невероятно много. Она серийная, внезапная, жестокая, внеисторичная, бессмысленная, запоздалая… Герои живут рядом с ней постоянно и даже… прикасаются к ней руками. Ходят на волосок, боятся, борются и спасают от смерти других. А однажды наступает момент, когда героиня слышит: «Умерла? Смерти нет, Леночка. Смерти нет. Ты скоро об этом узнаешь».

Вторая глава — только об этом. О том, что смерть — только переход в другую жизнь. И об этом нам говорит биолог, наверняка не раз присутствовавший при таком переходе!

Сказку воспринимаешь как сказку. И только потом понимаешь. Да, все правильно.

Несколько следующих вопросов о прототипах героев только что прочитанной пьесы и опубликованного несколько лет назад романа «Московская сага» показали, что аудитория знакома с творчеством Василия Аксенова не понаслышке. Если прототипами действующих лиц пьесы являются литературные герои (например, Феймус — это осовремененный грибоедовский Фамусов), то герои романа — едва ли не реальные современники писателя: певица Нина Дорда, династия хирургов Вишневских, маршал Рокоссовский и генерал армии Черняховский (маршал Градов в романе) и так далее. Конечно, поясняет писатель, он лишь отталкивается от подлинных людей, создавая обобщенный образ.

Я считаю, что в современной русской литературе есть две линии. Одна идет от Владимира Набокова, ее продолжает, на мой взгляд, Андрей Битов. А есть линия, идущая от Сергея Довлатова. Это и мое. То, что от Набокова, — философия, осмысление жизни на самом серьезном уровне, без юмора, даже без иронии. Мы думаем о том же самом, но иначе, не впрямую.

У той, высокой линии есть свой круг читателей. Он невелик, потому что чтение такой литературы требует образованности, подготовки, особого настроя. То, что пишем мы, обращено к более широкому кругу читателей, мы доступнее. Речь идет не о том, что предпочтительнее, просто это два направления одной литературы.

— Какой мир раскрывает Виктория Токарева? — Моя тема — тоска по идеалу. — У вас есть идеал? — Он у каждой женщины есть. У меня, как у всех: чтобы мужчина гладил трусы и при этом зарабатывал деньги и был талантлив.