Поэтическое и символическое в романе «Капитанская дочка»

Литература реалистическая, по словам Щедрина, провидит законы будущего. Оттого, указывал он, Пушкина отличает стремление «проникнуть в тайности современности» . Как же художественно, поэтически можно было осуществить это проникновение «в тайности современности», скрывающей семена будущего?

Пушкин открыл способность и возможность реализма использовать фантастическое и символическое начала в исследовании действительности и в познании тенденций ее исторического развития.

Всякий художественный образ в известной мере символичен. Символическое начало расширяет познавательные потенции образа. Сохраняя предметность, опору-на реальность, он в то же время обретает способность освещать неведомое. Символизм придает образу многозначность, глубину, возможность высветить скрытый важный, а иногда и тайный смысл явления. Символический образ как бы приоткрывает завесу, скрывающую от нас мир незнаемого.

Чем больше Пушкин размышлял о будущем России, о революции, о «русском бунте», о нарастающем отпоре насилию, тем больше испытывал нужду в символических образах, в постижении хотя бы контуров этого незнаемого мира. Символические образы, как мы видели, определили поэтику «Медного всадника» и повести «Пиковая дама». Огромна идейная роль символических образов и в реалистической структуре «Капитанской дочки».

Прежде всего следует подчеркнуть, что символическое начало Пушкин связывает только с образом Пугачева. Поэтическое в нем сливается с символическим. И то, и другое нужно Пушкину для глубокого познания обновленной в жестокой борьбе личности простого казака, ставшего вождем крестьянской войны, крупным историческим деятелем, символом «русского бунта».

В «Историю Пугачева», как уже говорилось, Пушкин внес многозначительный ответ Пугачева на вопрос допрашивавшего его генерала Панина: «Я не ворон, я вороненок, а ворон-то еще летает». Ответ — поэтический, исполненный символического значения, в нем отразилась народная вера в неминуемость новых восстаний, которые не могут не победить.

Поэтическое и символическое в своей слитности выступают в романе при первом же появлении Пугачева, при первом знакомстве с ним читателя. Гринев едет в Оренбург. Зная, что в этих местах часто случаются опасные бураны (бывали случаи, когда метели заносили целые обозы), и, невзирая на приметы приближающейся метели, он приказывает ехать. Как и предвидел ямщик, их настигла беда: «В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем». Дорогу занесло снегом, кони, сбившиеся с пути, стали.

Все в этом будничном описании достоверно и конкретно. Так же реальна случайная встреча с появившимся из метели «добрым человеком». Естествен вопрос, заданный ему ямщиком: «Скажи, не знаешь ли, где дорога?» Ответ знающего эти места прост: » — Дорога-то здесь; я стою на твердой полосе…» «Дорожный» выручает из беды, выводит заблудившихся к жилью. Вся сцена выписана в строго реалистических тонах, действия и поступки ее участников мотивированы обстоятельствами.

И в то же время образ метели в этой сцене лишен однозначности, многое в нем символично. Многозначность не проявляется сразу, она не дана, но она способна появиться, сформироваться позже. Постижение символики всегда требует от читателя напряжения, усилий его воображения и мысли. В данном случае особый, тайный смысл символического образа метели выступит, станет очевидным и явным после того, как читатель познакомится со всем романом и, обогащенный знанием, мысленно вернется к этому образу. Так, написанный симпатическими (бесцветными) чернилами текст проступает после его нагревания.

Метель — грозное проявление стихии природы — станет выражать и глубокий смысл могучей стихии народного мятежа, крестьянской войны за вольность. Пугачев, вышедший из метельной тьмы, не поверженный стихией (он не потерял дорогу), так же свободно будет жить и действовать в стихии восстания. Природная стихия как-то чудесно соотносится со стихией народного мятежа. Эта чудесная сила — символический образ.

В то же время просвечивает через этот образ и враждебный дворянству характер стихии — Гринев заблудился. В поэме «Медный всадник» показано буйство стихии наводнения. Наводнение соотнесено с бунтом Евгения и народным мятежом. Царя Александра Пушкин заставляет признать: «С божней стихией царям не совладеть». Тот же смысл включает в себя и символический образ метели в «Капитанской дочке».