Поэзия Испании в годы франкизма

Одна из первых группировок молодых поэтов — «Творческая молодежь» (Juventud creadora) — сформировалась вокруг журнала «Гарсиласо» (1943 — 1946), названного по имени крупнейшего испанского ренессансного поэта XVI в. Гарсиласо де ла Веги. «Гарсиласизм» провозгласил своим девизом бегство от действительности в круг «вечных», «общечеловеческих» тем любви, дружбы и т. п.; поэты-«гарсиласисты» стремились к максимальной поэтической выразительности и к виртуозному овладению традиционными формами классического испанского стиха. Впрочем, для некоторых молодых поэтов, сгруппировавшихся вокруг журнала, подчеркнутая изоляция от современности стала способом протеста против неприемлемой для них действительности, хотя это был протест пассивный и потому недейственный.

В сущности говоря, аналогичной «гарсиласизму» была в эти годы и деятельность поэтов, прозванных позднее «небесными» (celestiales); для них обращение к богу и религиозным проблемам стало своеобразной формой эске-пизма, неприятия реальности.

Довольно скоро выявилась и оппозиция «гарсиласистам» и «небесным» поэтам; одним из наиболее ее влиятельных центров стал издававшийся в Леоне журнал «Эспаданья» (1944-1951). В мире, где, как писали авторы одной редакционной статьи журнала, «…царит голод на такие простые вещи, как хлеб, истина и справедливость», поэзия не имеет права пренебрегать проблемами, волнующими народ. Не случайно в журнале перепечатывались стихи Ф. Гарсиа Лорки, Ф. Кеведо, перуанского поэта-коммуниста С. Вальехо. Наиболее активно сотрудничали в журнале Викториано Кремер (Victoriano Cremer, род. в 1908 г.), Эухенио де Нора (Eugenio de Nora, род. в 1923 г.), Луис Росалес (Luis Rosales, род. в 1910 г.), Леопольдо Панеро (Leopoldo Рапего, род. в 1909 г.) и другие. Пути этих поэтов, однако, решительно разошлись.

Из поэтов «Эспаданьи» выделилась прежде всего поэтическая группа, которая противопоставила «гарсиласизму» поэзию, погруженную в реальность, поэтизирующую будничный мир. Таковы, в частности, книги стихов «Запечатленные мгновения» (Escrito a cada instrante, 1949) Л. Панеро, «Дом, охваченный пламенем» (La casa encendida, 1949) Л. Росалеса. Некоторые испанские критики не замедлили объявить о возрождении реализма в поэзии. Между тем искусство этих поэтов, хотя оно и принимало жизнепо-добные формы, по сути дела было весьма далеко от подлинного реализма: скрупулезное воспроизведение фактов и собственных интимных переживаний, «поэтизация обыденного» были так же далеки от насущных потребностей испанского народа, как и творчество «гарсиласистов». Это направление в поэзии известный литературовед и поэт Дамасо Алонсо определил трудно переводимым термином poesia arraigada (букв. — укоренившаяся поэзия; по смыслу — поэзия конформистская), противопоставив ему poesia desarraigada (поэзия без корней, поэзия мятежная), к которой он причислил себя и некоторых других поэтов.

Дамасо Алонсо не был новичком в поэзии. Еще в 1921 г. он выпустил небольшую книгу «Чистые стихи» (Poemas puros) в русле «чистой» поэзии X. Р. Хименеса и его учеников. Десять лет спустя во введении к антологии современной поэзии, составленной X. Диего, он решительно заявлял, что поэзия не может и не должна отражать или изображать непосредственную, зримую реальность. И вот теперь, в 1944 г., он публикует почти одновременно сборники стихов «Мрачная весть» (Oscura noticia) и «Дети гнева» (Hijos de la ira), которые поразили читателей прежде всего именно смелым вторжением в социальную реальность Испании. Даже религиозная тема, звучавшая во многих стихотворениях, приобретает бунтарский характер: поэт не призывает именем бога к умиротворению, а обрушивает апокалипсические проклятия на мир, полный грязи, жестокости и несправедливости. Кажется, что каждая строка «Детей гнева» источает кровь; поэт трагически переживает катастрофу, какой обернулась для Испании почти трехлетняя война. «Мадрид — это город более миллиона трупов», — так начинается стихотворение «Бессонница» (Insomnio), а заканчивает его Алонсо вопросом, обращенным к богу: «Скажи мне, почему гниет более миллиона трупов здесь, в городе Мадриде?.. Скажи мне, какие поля ты собираешься унавоживать нами?» В другом стихотворении «Последний Каин» (El ultimo Cain) поэт с горечью констатирует: «Вот ты и убил своего последнего брата; теперь ты один». Чувства одиночества, беззащитности пронизывают чуть не все стихотворение. «О, да, я страшусь полного одиночества, — пишет он в стихотворении «Один» (Solo), обращенном к богу.-…Дай почувствовать тяжесть твоей лапы, твой яростный поцелуй. Он нужен мне как псу наказание хозяином. Взгляни: я человек и я один».

Книга «Дети гнева» как бы аккумулировала зревшее в сознании многих честных испанских поэтов тех лет понимание общественного назначения своего искусства. Все в этой книге увлекало их за собой — ее темы, близкие многим из них; гневные интонации и, наконец, сама раскованность, свобода поэтической формы — белый стих, нарочито грубая, «непоэтическая» лексика, разнообразие ритмического рисунка и т. д. Но значение этой книги глубже: она возродила в Испании поэзию социальную и подлинно реалистическую.