Словосочетание «литературный портрет» трактуется двояко: как разного рода указания на внешний облик литературного героя и как развернутая характеристика конкретной исторической личности. В данном случае речь пойдет о портрете как изображении персонажа художественного произведения. Обычно такое изображение усматривают в описании видимых примет героя.
В словарях, справочниках, учебниках держатся за старинный принцип говорящей живописи: изобразить — значит определить, очертить словом, создать словесный рисунок.
Однако такое понимание портрета ничего не объясняет в целом ряде случаев. Показательный пример — тексты Э. Хемингуэя, которые строятся на диалогах без сопроводительных описаний, что нисколько не мешает читателю «видеть» участников разговора. Рисуночное толкование литературного портрета здесь явно не подходит. Между тем сплошь и рядом нас уверяют, что портрет в литературе — это описание примет, сообразных с характером героя повествования.
Анализ портрета предлагают проводить, сосредоточиваясь на подобных словесных указаниях, рассеянных по тексту произведения: штрих + штрих + штрих — их сумма якобы и является изображением действующего лица. Но, как остроумно заметила В. Инбер, «можно со скрупулезной точностью описать героя литературного произведения, показать, как он кашляет, зевает, моргает, разматывает кашне, ест ржаной хлеб или пирожное, пьет шампанское или квас, и так далее, и так далее, и так далее, а читатель не увидит этого героя, не запомнит, не узнает при встрече. Только и останется в памяти копошенье деталей. Черточки не сложатся в черты»