Посланец партии

Михаил Александрович Шолохов был непосредственным участником и свидетелем коллективизации на Дону. Наблюдая за работой рабочих Баюкова и Плоткина, он сумел впоследствии создать правдивый характер посланца партии, двадцатипятитысячника Семена Давыдова. За плечами у Давыдова суровая школа жизни: отца за участие в забастовках ссылают в Сибирь, еще мальчонкой Семен идет работать на завод.

И белье сестренкам стирать, и штопать, и обед готовить, и на завод бегать все должен был делать подросток, когда невыносимая нужда свела в могилу мать. Он прошел флотскую службу, воевал в гражданскую войну, затем опять работал слесарем на Путиловском.

Оттуда по путевке партии пошел поднимать деревню. Давыдов все время помнит, что он рабочий, старается не уронить высокую честь пролетариата, держать на высочайшем уровне. Большой школой явилась для него гражданская война, в ней закалились его стойкость и мужество.

Не из такого мы большевики теста, чтобы из нас кто-нибудь мог фигуры делать! Меня в гражданскую юнкера били, да и то ничего не выбили! заявляет он на собрании после бабьего бунта.

Давыдов отличается прямотой, честностью, цельностью натуры. Он тверд и принципиален в отстаивании интересов народа. Выслушав историю Тита Бородина, Давыдов отвечает: Чего ты нам жалостные рассказы преподносишь. Был партизан честь ему за это, кулаком стал, врагом сделался раздавить! Какие могут быть разговоры На выкрики и угрозы неизвестных злопыхателей Семен отвечает резко и решительно.

Он не боится смерти, за дело партии готов идти до конца: …я за свою партию, за дело рабочих всю свою кровь отдам!

Давыдов не очень грамотен, учиться ему не пришлось, но он усердно читает политическую литературу, настойчиво старается разобраться в общественной жизни, в этом ему помогает классовое чутье.

Нелегко было Давыдову потомственному рабочему, никогда не занимавшемуся сельским хозяйством, руководить колхозом нелегко было человеку, выросшему среди искренних друзей, понять сложную и противоречивую душу крестьянина. Хутор с его тайнами человеческих душ был для Давыдова сложным мотором новой конструкции, в котором ему обязательно надо было разобраться, и только большевистская настойчивость помогла ему в этом. Горячее сердце и интуиция трудящегося человека, восполняя недостаток опыта, подсказывали ему правильное поведение.

Во время бабьего бунта Давыдов, посмеиваясь вначале, а потом еле сдерживая ярость, увещевает развоевавшихся женщин.

Гражданочки! Дорогие мои ухажерочки! Вы хоть палками-то не бейте упрашивал он, пощипывая ближайших баб, а сам нагибал голову и через силу улыбался…

Бабушка! Тебе помирать пора, а ты дерешься, пытался отшучиваться Давыдов. Постепенно Давыдов приобретает опыт хозяйственного руководителя, он умеет поднять массы и повести их за собой.

Когда в бригаде Любишкина плохо шла пахота, ранее не видавший плуга Давыдов научился пахать и организовал социалистическое соревнование.

Отдавая работе все время и силы, Семен не сумел устроить свою личную жизнь. Простой и бесхитростный, он легко попал в сети, расставленные практичной Лушкой, наивно надеясь: Вовлеку ее в общественную работу, упрошу или заставлю заняться самообразованием. Иначе сложились отношения с Варей Харламовой, он полюбил эту чистую и открытую душу.

Погиб Давыдов так же геройски, как и жил. Излишняя осторожность была не в его характере. Безумство храбрых вот мудрость жизни! эти слова из Песни о Соколе Горького можно в полной мере отнести к Семену Давыдову, жившему и отдавшему самое дорогое за счастье народа.

Давыдова можно признавать или не признавать героем, но не уважать невозможно.

Слесарь Семен Давыдов выступил в роли организатора коллективного крестьянского хозяйства. Прямо от станка в колхозные начальники. О деревенском труде ничего не знает, готов по приказу партии и урожай дважды в год снимать, как в Египте, зато вооружен райкомовскими инструментами и распознает кулака по образу, знакомому из газетных статей и агитационных листков. С легкостью обвиняет он своих оппонентов, которые хоть как-то пытаются сдержать его коллективизаторский пыл, учитывать непростой текущий момент. Он не сомневается в правомерности раскулачивания.

Колхозники ходят по дворам, забирают все нажитое не одним поколением за многие годы, переписывают посуду, одежду, мебель, ломают замки на сундуках и амбарах, снимают одежду даже с самих хозяев, но не дрогнет сердце Давыдова. Даже Андрей Разметнов отказывается идти раскулачивать, с детишками… воевать. Да разве это дело..

Или у меня сердце из самородка говорит он. Но собственное несчастное детство мешает Давыдову увидеть беду чужих детей. В образе Давыдова соединились трагедия человека не на своем месте и трагедия деревни.

Макар Нагульнов секретарь Гремяченской партячейки. Он прошел через мировую войну, газы нюхал, был отравленный, геройски сражался в Гражданскую войну. Война стала главным делом его жизни, там жизни грош цена, и Богу грош цена, это и отравило Нагульнова не меньше газов.

Через десять лет после войны Макар все еще воюет, для него уже другой жизни быть не может.

Их оппонентами являются противники Советской власти. Ярким их представителем является Яков Лукич Островнов. Яков Лукич Островнов, будучи прекрасным хозяином и опытным агрономом, который делал все по науке, в романе изображен между двух огней: Давыдовым и Половцевым. Островнов был в хуторе не из бедных и, конечно, был против коллективизации и колхозов, потому-то он и согласился выполнять приказ Половцева разваливать колхозное хозяйство. Но, как настоящий хозяин, любящий свое дело, он не мог постоянно вредить делу.

В работе он забывался, движение и озабоченная суета хутора доставляли ему истинное удовольствие. В мучительной раздвоенности души жил этот человек, совершающий странные поступки, мечущийся между страхом разоблачения и ненавистью к новой власти. В романе дана не только недвусмысленная оценка коммунистов создателей колхоза, но и отражены ее конкретные формы, например воспоминания Нагульнова о том, как он агитировал середняков вступить в колхоз принуждением и наганом.

Да и вся история гремяченского колхоза, изображенная писателем, не создает впечатления благополучия ее членов.

В Поднятой целине мир показан как бы в другом измерении: Казаки словно утратили голос, ни одна песня не звучит в хуторе на протяжении всего действия не то что в Тихом Доне. Можно вспомнить о большом числе человеческих смертей на протяжении сравнительно небольшого романа. Например, за восемь месяцев жизни в хуторе скончалось одиннадцать человек, и только дед Агей умер естественной смертью, кроме того, упоминается о смерти еще двадцати человек.

В ряде эпизодов романа запечатлены такие проявления зверства и жестокости, каких не было в Тихом Доне, например, Копровых, смерть матери Островнова. Впечатление от этих сцен усиливается тем, что они введены в атмосферу обычной, даже будничной, жизни.

В финале романа звучит взволнованное слово автора, посвященное героям: …Вот и отпели донские соловьи дорогим моему сердцу Давыдову и Нагульнову, отшептала им поспевающая пшеница, отзвенела по камням безымянная речка, текущая откуда-то с верхов Гремячего буерака..