Природа и человек в творчестве Ивана Драча

Сначала посмотрим, в каких условиях возникла поэзия Ивана Драча. Поэзия, лирика в первую очередь, не могла не уловить тех огромных сдвигов, которые происходили в науке и технике, меняли представление человека о мире, в котором он живет, перестраивали человеческую психологию, создавая привлекательные утопии о благах технозированной цивилизации. Кто тогда не поддался искусительному влиянию чудес физики, биологии, кто не поверил, что математизация проникает даже в искусство и будет найден алгоритм поэзии, музыки, скульптуры. Но со временем пришло разочарование. Да, человек расширил границы своего присутствия, подавал сигналы своего могущества Вселенной. С иллюзиям пришлось с печалью распрощаться, литература поставила кардинальный вопрос, который до сих пор остается актуальным: для чего будет использовано могущество знаний и техническое могущество человека, чему будут служить открытия физиков, генетиков, — на благо или в ущерб, для создания или разрушения, единения или разлада?

Именно в этом ключе надо понимать основную мысль поэмы «Нож в солнце», которая в свое время вызвала столько споров. Сама сюжетная основа поэмы простая и прозрачная. Лирический герой произведения, получив земное благословение, полетел в космос спасать Солнце от коварного ножа Мефистофеля. Этот «вечный черт» «в модерном костюме» взялся также влить в сердце героя яд разочарования, отобрать у него историческую память. Но герой, уходя на подвиг, берет с собой все земное, готов победителем умереть «на золотом щите» спасенного им Солнца.

Новаторство И. Драча заключалось не в отрыве от традиций, даже принципов поэтики его предшественников, а в обогащении, обновлении этих традиций погружением в новую реальность мира, в стремлении освоить его приметы, ввести их в систему метафор. Именно отсюда и «Седая печаль», и «тополей золотистые стрелы», и «оранжевое шептание», и кружение спутника «вокруг лба» и много других неожиданных метафорических соединений. Установка на то, что поэзия должна вбирать в себя все реалии, понятия современного мира и современного мышления человека, должна предельно интеллектуализироваться, поскольку универсальность слова способна выразить всю полноту духовного самовыражения человека, — эта установка наиболее полно показана в сборнике «Подсолнечник» (1962) и «Протуберанцы сердца» (1965). Откуда исходят «протуберанцы сердца» Драча? «Повстанцев солнца» молодой поэт снял с их космической высоты и поселил в человека, в его сердце, сделал признаком вечного беспокойства и неутомимой деятельности для торжества справедливости, счастья, добра, солнечной силы сердца.

Солнце здесь — шкала моральных ценностей: чистое и простое «солнце веры», «солнце грусти», из которого вырастает «жестокая мудрость». Поэт взамен солнца требует сердце как наибольшую соизмеримую цену, требует полноты самоотдачи человека за радость бытия на земле. Осознание необходимости жить по высшим законам красоты и правды выступает у Драча не просто как лозунг, призыв, — оно пронизано глубоким драматизмом. Боль за сестер, чье «быть или не быть» бесповоротно умерло, усиливаясь и нарастая, уже звоном звучит в «похоронах головы колхоза» (поэма-трагедия «Нож в солнце»). Критик Ю. Суровцев в предисловии к книге стихов И. Драча «Солнечнuй гром», изданной на русском языке, справедливо писал, что в боли, горечи героев, лирически подчеркнутых автором, чувствуется «мечта — о времени, когда должно» хватить жизни «и на симфонии полей», «и на Бетховена».

Такой вывод подтверждается соотношением в творчестве поэта высоких общечеловеческих ценностей с тем, что создали безымянные труженики. И здесь нет никакой нарочитости, не соотношения величин: для поэта главной является мысль о том, что великие произведения мастеров основывались на народной основе и становились общечеловеческим достоянием. Недаром в «Балладе о Сарьянах и Ван Гогах» встречаются неожиданные аналогии «… Сарьян в платках, Ван Гог в юбке…». Упомянутые в произведении женщины, белят и рисуют обычные сельские дома. Одна из самых характерных особенностей развития И. Драча как поэта, самая приметная черта внутреннего «сюжета» его лирики заключается в том, что острота впечатлений, действительно ненасытная жадность видения, ощущения, углубленность в поэтическую традицию находятся в неразрывном единстве с такой же неутоленно жаждой интеллекта, стремлением осмысливать пути и последствия научно-технического прогресса. Стихотворение «К источникам» пронизывает та же идея, что и «Балладу о Сарьянах и Ван Гогах» и другие произведения сборников «Подсолнечник» и «Протуберанцы сердца» — идея народных источников настоящего искусства, идея высокого благородства души народа, аристократизм крестьянского корня.

И все же, если сравнивать «Балладу о Сарьянах и Ван Гогах» со стихотворением «К источникам», видна, на первый взгляд, незначительная, но все же заметная разница между ними. Она заключается в изменении принципа подхода, угла зрения на предмет. Если в первых книгах позиция поэта вытекает из современной реальности, то, начиная от «Баллады будней» (1967) и «К источникам» (1972), точка зрения смещается сторону источников, к естественной последовательности («Корень и крона», 1974). Что вызвало такие перемены? Поэт почувствовал справедливость мысли, что наиболее тяжело получить признание земляков.

Он осознал, что поэт не может ограничивать себя лишь одной какой-то читательской аудиторией, только кругом интеллектуалов, и что он должен искать путь к широчайшему кругу читателей, а, итак, свои художественные поиски сделать «доступнее людям», так как «без читателя нет поэта, нет поэзии». Кроме этого, во взгляде на мир сквозь призму космических скоростей и синхрофазотронов, которые сперва были такими новыми, непривычным, неожиданным и обещали столько открытий в поэзии, постепенно стала очерчиваться граница. Сколько раз, например, цитировались сроки поэта, в которых так по-молодому были высказаны увлечения «фотонными крыльями» космического века: «Но я уже скорее умру, Чем из ракеты в авто пересяду…». Сперва о ракете. В ней невозможно находиться постоянно, приходится пересаживаться в авто. Да и не только в него. В памяти каждого не стерся еще, наверное, факт, о котором рассказывалось на страницах «Комсомольской правды»: журналист с Дальнего Востока решил пройти от Владивостока до Москвы пешком и преодолел этот путь за год.

Самым сильным его впечатлением от этой продолжительного и нелегкого путешествия было: какая большая наша земля, какие безграничные ее пространства, какое богатство ландшафтов и какие интересные переходы времен года с изменениями цветов, перелетах птиц… А было это сделано в то время, когда поэты объявили нашу планету маленькой («шариком»). Земля не изменилась, а во многом стало беднее наше восприятие ее, наши знания о ней на уровне наблюдение природы, живых, непосредственных контактов с ней. Теперь — об интеллектуальном новаторстве. Оно тоже имеет свои черты, и недолго пришлось ждать, когда «орбиты» и «реторты» стали превращаться в такие же поэтические штампы и стереотипы, какими до этого были «соловьиные рощи» и «журавлиные ключи». Дело, в конце концов, не в штампах.

Просто поэт все глубже осознавал, что общечеловеческий прогресс невозможен без сохранения исторической памяти, преодоление земного притяжения не может быть полезным и плодотворным для человека без одинаковых силы притяжения к родной земли, к народу и тому, что он создал, иначе человека проглотит бездна бездуховности. Так же поэзия не может успешно развиваться, базируясь на голом, рафинированном интелектуализме: мотор «сконструированной» метафоры, какой бы утонченной она не была, быстро заглохнет. Осложненный образ будет мертворожденный, если он не опирается на жизненную материю, на человеческий характер, на стихию родного языка… Книги «Баллады будней» и «К источникам» (имеются в виду новые произведения, которые вошли в эти сборники) можно назвать переломными в творческой биографии И. Драча. В них выразительно показались следы переориентации, говоря словами самого автора, от «баллад ДНК» к «Балладе будней», от затруднено-ассоциативного образотворчества к образности, ориентированной на фольклорную символику.

Это был значительной мере переходный, может, даже переломный период. Как бы не понимал человек всех парадоксов современного мира, всех кричащих разногласий эго, всех проявлений, когда достижения науки были использованы против гуманности, он, человек, не может существовать вне этого мира, не может освободиться от эго, как от собственной кожи. На что же ему опереться в своем принятии науки, технической цивилизации? Это уже вопрос социально-нравственного плана. И. Драч пытался дать на него ответ в поэме «Нож в солнце», ответ четкий и убедительный.