Работы русских текстологов над текстами поэмы «Демон»

Русские литературоведы сделали очень много в области текстологии лермонтовских произведений. Прежде всего, немало было затрачено энергии, чтобы разыскать ряд автографов произведений и писем поэта. И некоторые находки представляют исключительный интерес (например, очерк «Кавказец», лирические стихи Лермонтова, посвященные Н. Ф. Ивановой). Была проделана колоссальная работа по сверке рукописей Лермонтова и научной их публикации. В результате этого труда могли появиться такие ценные в текстологическом отношении собрания сочинений Лермонтова, как издание «Academia» и в особенности новое Академическое издание Пушкинского Дома. Лермонтоведы ведут работу по научному описанию рукописей поэта. Книга А. Михайловой «Рукописи М. Ю. Лермонтова» (1941 г.) в этом отношении является прекрасным образцом.

Русскими литературоведами был найден и ряд текстов поэмы «Демон». Правда, все это копии, но некоторые из них, как, например, философовский список, по которому печаталось Крл. 56, и Ереванский, отразивший первую кавказскую редакцию, представляют значительный интерес.

Однако вопрос о каноническом тексте «Демона» по-прежнему остается нерешенным. И мы вряд ли ошибемся, если скажем, что и в издании «Academia» и в новом Академическом издании основной текст «Демона» является наиболее слабым разделом и может быть легко подвергнут критике.

В 1926 году вышло однотомное полное собрание сочинений Лермонтова под редакцией К. Халабаева и Б. Эйхенбаума. Здесь впервые после Октябрьской революции вопрос о тексте «Демона» решался по-новому. Это издание повторялось несколько раз (1928, 1929, 1930 годы). Позднее оно немного менялось, но текст «Демона» оставался прежним. В таком же виде поэма вошла в III том издания «Academia» (1935 год) под редакцией Б. Эйхенбаума. Все последующие издания в точности воспроизводили данный текст.

Таким образом, в печати был ликвидирован разнобой. Это положительное явление. Но, к сожалению, принятый Эйхенбаумом текст содержит немало фактических ошибок, крайне противоречив, идейно и художественно обеднен в силу ряда причин, о которых уже говорилось выше.

Б. Эйхенбаум в примечании к «Демону» писал: «…В основу канонического текста… надо положить карлсруйское издание 1856 года, как сохранившее в большей точности окончательную редакцию поэмы, а отсутствующий в нем по цензурным причинам диалог вставить из карлсруйского издания 1857 года».

Установка Эйхенбаума родилась на основе извращенных и просто выдуманных Мартьяновым фактов. В результате «Демон» стал во всех русских изданиях печататься по тексту Эйхенбаума. В нашей литературе уже говорилось о том, что вопрос о каноническом тексте решен им неверно. Высказано это мнение было в статье С. В. Шувалова.

Однако Шувалов в своей статье сам многое напутал. Он без всяких оговорок утвердил некоторые неверные положения Мартьянова и Абрамовича. В итоге выводы прямо противоречили его же прежним утверждениям. Если в статье 1915 года Шувалов требовал печатать Крл. 57, исправляя его по Крл. 56 и авторитетным спискам, то теперь он говорил:

«Лермонтовскую поэму следует печатать по первому карл-сруйскому изданию, ничего не добавляя и не сокращая в его составе; но в отдельных стихах этот текст необходимо исправить по указаниям второго карлсруйского издания, а также других, заслуживающих доверия списков «Демона».

Разногласия между Шуваловым и Эйхенбаумом в конце концов сводились лишь к вопросу: можно ли вводить диалог о боге в текст Крл. 56? Рекомендация Шувалова о том, чтобы Крл. 56 исправить по «другим» спискам, настолько туманна, что ее за серьезное предложение считать нельзя. В самом деле, какие же списки можно признать авторитетными и пригодными для того, чтобы по ним производить поправки в Крл. 56?

Если Шувалов неудачно подкрепил свои утверждения фактами и пришел к спорному выводу, то это не значит, что его выступление не должно быть принято во внимание. И, конечно, неправ был Эйхенбаум, который в ответе на эту статью обвинил Шувалова в «текстологической схоластике». Статью Шувалова нужно принять во внимание хотя бы потому, что она протестует против самовольного обращения с лермонтовским текстом.

Вопросы текстологии требуют исключительной точности, и перекраивать произведения лишь на основании утверждений Мартьянова, работы которого всем известны как малоавторитетные, нельзя. Эйхенбаум именно так и поступил. Он взял за основу текст Крл. 56, исправил в нем явные ошибки, затем с помощью текста Крл. 57 выявил все разночтения и на свой вкус принял лучшие варианты. Из второго в первый текст был целиком перенесен диалог о боге. Причем, сличая два текста, Эйхенбаум в большинстве случаев принял варианты из Крл. 56, но в стихах 77, 647 и 946 приняты варианты из Крл. 57.

Ни один из вошедших уже в обращение списков «Демона», ни один из печатных текстов не дает такого чтения. Везде стоит слово «лет». Откуда взято слово «пор» — неизвестно.

В отдельных местах вызывает сомнение и пунктуация, принятая в издании «Academia», но не будем останавливаться на «мелочах» и перейдем к самому существенному недостатку этого издания. Он заключается именно в том, что Эйхенбаум ввел диалог о боге.

После сентября 1838 года Лермонтов, переделывая «Демона», ставил своей целью несколько смягчить мятежный пафос всего произведения и в конце вознаградить добродетель. Эта переделка, видимо, была вызвана необходимостью представить поэму ко двору. Ясно, что в придворном списке диалог о боге не мог оставаться. Он был выброшен автором не только потому, что в нем слишком резко говорилось о боге, но и потому, что в данной (придворной) редакции диалог противоречил новым стихам, введенным в силу необходимости. Даже без него редакция придворного списка, которую, видимо, и отразило издание Крл. 56, несет в себе противоречия. Весь дух поэмы, облик героя, никак не вяжутся с отдельными стихами из клятвы и сценой борьбы ангела с Демоном за душу Тамары. Если в эту редакцию ввести еще диалог, то противоречия приобретают кричащий характер. Белинский, будучи в положении редактора-переписчика, понял это и диалог вынес в отдел примечаний. Эйхенбаум поступил наоборот. Он не принял в расчет опыт великого русского критика и еще более исказил и без того пострадавший текст поэмы.

Мы привели доводы, подсказанные логикой, но и формально у Эйхенбаума не было данных для того, чтобы перекраивать текст «Демона». Если уж пользоваться сообщениями Мартьянова и Д. Столыпина, приводимыми Эйхенбаумом в примечаниях к «Демону» (том III), то надо быть последовательным до конца, использовать все, что дают эти источники, не искажая их.