Счастье в понимании Некрасова и моем
Не надо мне ни серебра, Ни золота, а дай господь, Чтоб землякам моим И каждому крестьянину Жилось вольготно — весело На всей святой Руси! Н. А. Некрасов Иди к униженным, Иди к обиженным, Там нужен ты. Там же… Счастье человеческое. Кто знает, что это такое?
Может даже тот, кто говорит о себе: «Я счастлив», объяснить значение этого слова, дать определение этому понятию? Во все века философия, психология и искусство сталкиваются с этим вопросом. Во все века лучшие умы человечества пытались найти решение этой загадки. Возникали странные концепции «счастья после жизни», нашедшие широчайшее применение в религиозных культах.
Возникло понятие о каком-то мифическом «смысле жизни», и якобы именно достижение «жизненной цели» является настоящим счастьем. Но как ни бились мудрецы из мудрецов, они не нашли никакого «смысла жизни», никакого «эликсира счастья». Из области философии вопрос о сущности счастья постоянно перемещался в область политики и культуры. Классическим образцом такого перемещения является поэма Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» . Семеро мужиков отправились в дальний путь, чтобы найти на Руси счастливого человека.
Иска ли они простым способом: являлись к тому, в ком могли предполагать счастливца, и задавали вопрос в лоб: счастлив ли ты? Но ни один из встреченных ими не смог похвалиться настоящим счастьем. В чем причина?
Возможно, в том, что счастье в их понимании было просто невозможным. Например, поповское счастье — покой, почет, богатство. Какой может быть покой у «лекаря душ человеческих?» Какой может быть почет человеку, оторвавшемуся и от господ, и от крестьян? Какое может быть богатство у человека, живущего «от щедрот» бедного, полуголодного крестьянства?
Очевидно, что счастье в том виде, как оно представлялось попу, было на Руси невозможным. То же и с помещичьим счастьем. Ведь чего хотелось этим оболт-оболдуевым? …
Нам жаль, что ты, Русь-матушка, С охотою утратила Свой рыцарский, воинственный, Величественный вид! Помещичья мысль не может желать ничего, кроме как валящихся в ноги крестьян, красивого дома да псовой охоты. Не может помещик найти себе счастья в послереформенной России!
Ведь нет ничего, что заменило бы ему старые порядки. Он не может найти спасения даже в работе, ибо не умеет и не желает работать: Трудись! Кому вы вздумали Читать такую проповедь!
Ни помещик, ни поп, ни Ермил Гирин — никто не может похвастаться счастьем. Нет в этой стране счастья тем, кто мог бы быть счастлив в ином месте. Нет на Руси счастья ни мещанству, ни предприимчивости, ни честности. И вот, подведя читателя вплотную к мысли о том, что нет на Руси счастья, Некрасов вводит в поэму образ счастливого человека. Дьяков сын, Григорий Добросклонов голоден , беден, и нет у него ничего, кроме головы, кроме таланта видеть и передавать увиденное словами.
Он никак не может быть счастлив с точки зрения попа или помещика. Ему уготованы «чахотка и Сибирь» — и тем не менее, он воистину счастлив. Его счастье недоступно ищущим покоя, ибо как трусу не понять радости боя, так обывателю не понять, насколько счастлив борющийся. Счастье Григория в том, что он мог увидеть Русь такой, какая она есть: Ты и убогая, Ты и обильная, Ты и забитая, Ты и всесильная, Матушка Русь!.. Счастье его в том, что он сознательно выбрал свой путь — путь «народного заступника».
Счастье его в том, что он смог «петь воплощение счастья народного!» Несомненно, что и для самого Некрасова счастьем была именно борьба. Но это вовсе не означает, что лишь в борьбе можно обрести счастье. По-моему, счастье — в том, чтобы жить жизнью, для которой создан.
Для мещанина счастье — одно, для революционера — другое. Однако Русь, к сожалению, никому не может дать покоя. И лишь рожденные для борьбы могут стать на Руси счастливыми.
Счастье в понимании Некрасова и моем