Шар гораздо большего размера
Содержание курса литературного образования в 11-м классе, к сожалению, не предоставляет учителю возможности внимательного, «под микроскопом», совместного с учениками чтения текста: слишком мало для этого времени. Пятиклассникам же по программе «достаются» тексты, где, как правило, нет поэтической «загадки», которую хотелось бы разгадать. Между тем их отсутствие в рекомендательных списках учитель способен восполнить самостоятельно.
Обращу внимание коллег на стихотворение, которое может быть проанализировано на уроке в 11-м классе в контексте знакомства с акмеизмом — и его же с успехом можно прочитать в 5-м, после изучения сказок . Естественно, что разговор, сохраняя важные общие моменты, должен строиться в этих случаях по-разному.
Когда-то Николай Заболоцкий написал: «Любите живопись, поэты! // Лишь ей единственной дано // души изменчивой приметы // переносить на полотно».
И они ее любят: у многих поэтический дар сочетается с талантом живописца. Но и те, кто не оставил, как Пушкин, поразительно точных зарисовок на полях своих рукописей или, как Лермонтов и Маяковский, — живописных работ, создают удивительные стихи, в которых не только выражают, но и изображают «души изменчивой приметы».
Предлагаем вам рассмотреть внимательно одну такую картину — прочитать одно из стихотворений Осипа Мандельштама, написанное им в 1910 году.
Медлительнее снежный улей, Прозрачнее окна хрусталь, И бирюзовая вуаль Небрежно брошена на стуле.
Ткань, опьяненная собой, Изнеженная лаской света, Она испытывает лето, Как бы не тронута зимой.
И если в ледяных алмазах Струится вечности мороз, Здесь — трепетание стрекоз Быстроживущих, синеглазых.
Перед анализом этого текста В 11-м классе, конечно, необходим предварительный разговор о литературном процессе рубежа ХХ века. Этот период выделяют в истории русской литературы как особый и называют его Серебряным веком. В искусстве возникают направления, которые принято называть модернистскими, они связаны с поиском новых и обновлением старых выразительных средств.
Модернизм во многом основывается на эстетике символизма и неоромантизма, преобразования мира средствами искусства — через красоту к гармонии.
Один из поэтов, к творчеству которого мы обращаемся в 11-м классе, — Осип Мандельштам. Первые известные нам стихи Мандельштама написаны около 1908 года. В это же время он познакомился с Н. Гумилевым, знакомство переросло в дружбу.
Мандельштам вошел в «Цех поэтов», объединивший литераторов-акмеистов, начал печататься в «Аполлоне» — одном из журналов «Цеха поэтов». Акмеисты, в отличие от символистов, не искали мистических откровений, не уходили за грань вещей, но стремились заново открыть ценность предметного, вещного мира, «звучащего, красочного, имеющего формы, вес и время» .
Ведя разговор о стихотворении в 5-м классе, не следует задерживаться на историко-культурных и общетеоретических проблемах. Важно, чтобы ученики почувствовали загадку текста, услышали его завораживающую интонацию. Поэтому после прочтения сразу же задаемся вопросом о впечатлении, которое оно производит на читателя.
Сделать это можно примерно так: «Когда заканчиваешь читать, то ловишь себя на желании понять, как же удается поэту словами изобразить то, что и красками-то сделать очень трудно?» Для того чтобы понять, придется всмотреться в текст.
Чтобы помочь учителю сориентироваться в дальнейшемразговоре, расскажем коротко о тех наблюдениях, которые можно сделать, всматриваясь в текст.
На изображенной в первой строфе картине все будто бы замерло: никаких активных действий, сказуемые в предложениях выражены либо прилагательными в сравнительной степени, либо страдательным причастием . Поэт-художник словно делает набросок: конкретно названных предметов очень немного — Бирюзовая вуаль, стул, ткань. Есть еще существительные, обозначающие конкретные предметы: Улей, хрусталь… Но с ними-то как раз все и непонятно.
Попробуем разобраться, какие ассоциации рождает каждое из этих выражений.
Снежный улей — это, конечно, не пчелы. Вернее, пчелы, но не настоящие, из летних месяцев, а те, о которых говорят в начале «Снежной Королевы».
Об этой же сказке напомнит в третьей строфе Вечности мороз, который Струится за окнами. Снежные хлопья, кружение которых становится медленнее в свете пробудившегося дня. Может быть, просто стих ветер, но, скорее всего, белое становится не так заметно на белом: кружение метели, мельтешение снежных хлопьев становится медленнее, потому что прозрачнее становится Окна хрусталь.
Стекла окон, разрисованные зимними морозами, словно созданы мастером-стеклодувом. Обратим внимание, что такую объемную картину сначала создали всего два словосочетания — две метафоры: Снежный улей и Окна хрусталь. Но уже в третьей строке эта объемность изображения еще больше проявляется: рядом с белизной снега и морозных узоров ярким «мазком» ложится на полотно Бирюза вуали.
Продолжим всматриваться в игру света и тени. Во второй строфе она заставляет вспомнить о том, как передавали свет на своих полотнах «малые голландцы», ценившие красоту всего земного и пытавшиеся в своих творениях передать свое восхищение.
«Героиня» второй строфы — легкая ткань, небрежно брошенная на стул, Опьяненная собой, изнеженная лаской света.
Мандельштам рассказал о ее «состоянии», употребив совершенно немыслимое с непоэтической точки зрения выражение — Испытывает лето.
О чем сказал поэт, сознательно сплавив в словосочетание слова, которые лексически не сочетаются друг с другом?
Лето — это жужжание насекомых, их трепещущие в полете крылья, преломление солнечных лучей, падающих из окна, игра дневного света с бирюзой тончайшей вуали .
«Ласка», «нега», томление и расслабленность жаркого летнего полдня словно растворены в этой второй строфе. «Лето» и «зима» в этом контексте меняют свои значения, перестают быть антонимами — между ними возникают совсем другие отношения.
Кажущаяся статичность первой строфы, внутреннее напряжение второй… А в третьей строфе происходит неожиданное: оказываются противопоставленными Ледяные алмазы, вечности мороз И трепетание стрекоз быстроживущих, синеглазых.
Кстати, Каю так и не удалось сложить из льдинок слово «вечность», ему не достался от Снежной Королевы весь мир и коньки в придачу. Из холодных пластинок не складывается даже одно слово. А вот из живых, дышащих, трепещущих, наполненных жизнью слов складываются удивительные картины.
В чем секрет? Все дело в том, что слово в поэтическом тексте приобретает совершенно уникальное значение. Известный поэт Борис Заходер в одном из последних телеинтервью говорил о своем понимании поэтического слова.
Он вспомнил об эпизодическом персонаже известнейшего романа Ярослава Гашека, встретившемся Швейку в сумасшедшем доме. Герой говорил, что не будет возражать против утверждения, что Земля — шар. Только, по его мнению, внутри этого — Земного — шара находится еще один — Но гораздо большего размера.
Так вот, Слово в поэзии, по словам Заходера, Это шар, внутри которого находится еще один шар, гораздо большего размера.
Прочность алмаза и хрупкость тонких трепетных крыльев, вечность и «быстрая» жизнь, морозное ледяное дыхание и свет все время меняющихся синих глаз — что прочнее в этой жизни? Что есть настоящая красота, в чем она? В «небрежности» возлюбленной светом ткани или в совершенстве мертвой формулы алмаза?
Шар гораздо большего размера