Шедевр романтической музыкальности «Эолова арфа» Жуковского

«Эолова арфа» — шедевр Жуковского, в котором он предстает как романтический поэт-художник и поэт-музыкант. Музыкальное начало в этой балладе особо акцентировано в самом названии произведения, в его поэтической теме. Любовь — прекрасная мелодия, прозвучавшая в сердце человека; в балладе создан образ арфы любви. Арфа у Жуковского — широкий романтический символ, подчинивший себе всю поэтику стихотворения.

«Эолова арфа» может служить образцом романтической музыкальности. Все стихотворение основано на ассоциациях со звуками арфы: название, содержание стихотворения, его образы, движение стихов, лексика и ритм призваны заставить читателя услышать музыку, издаваемую арфой. Поэт создал особый музыкальный фон в балладе, у него легкая, непринужденная, словно воздушная поступь стихов. Он чуждается архаических, тяжелых слов, слов-неологизмов, угловатых, бросающихся в глаза, слов длинных и сложных — двух-, трехсоставных. Такой лексической простоте, которая все же сочетается с изысканностью собственных имен, созвучны естественные для обычной речи, тоже простые рифмы. Они непримечательны, не выделяются, а скорее стушевываются в стихотворной речи, делая ее вместе с тем более легкой для произношения: сеней — еленей; псами — холмами; луна — она; луны — волны. Рифмуются обычно слова не контрастные, а близкие по смыслу. Рифма у поэта значима и интересна не сама по себе, не в частном проявлении, а лишь в большом контексте музыкального звучания и даже не столько одной строфы, сколько целого стихотворного периода речи. Простые рифмы, традиционная перекрестная рифмовка создают впечатление легкого, волнообразного, будто убаюкивающего движения. На таком общем музыкальном фоне дан причудливый звуковой рисунок, асимметричный, неровный, динамичный, взволнованный. Три четырехстопных амфибрахия сочетаются с пятью двухстопными.

Ударный сильный звук арфы напоминает начало строфы, короткое и энергичное (двухстопный амфибрахий); вторая строчка — уже длинная, словно передающая продолжительное звучание струны и ее постепенное затухание:

Владыко Морвены, Жил в дедовском замке могучий Ордал…

Затем «зазвенела» вторая струна, а дальше «рокочут» струны арфы в трех коротких стихах двухстопного амфибрахия, и, наконец, происходит медленное затухание музыкального звука в длинном стихе:

Прибрежны дубравы Склонялись к водам, И стлался кудрявый Кустарник по злачным окрестным холмам

Обычно первые две строчки составляют одно предложение или относительно законченный отрезок речи — ударный, семантически особенно значимый. Следующие шесть строчек — это смысловые отзвуки уже сказанного, дополнения, конкретизации, развитие мысли, все подчинено первым двум строчкам строфы. Строфа подобна завершенной, целостной музыкальной фразе с ускорением в начале и замедлением в конце.

Вся баллада представляет собой сочетание музыкально-семантических потоков, каких-то звуковых и смысловых лент, вьющихся как внутри строфы, так и переходящих от одной строфы к другой. Серией разноплановых ассоциаций он с большой силой воздействует и на сознание, и на безотчетные эмоции и настроения читателя. Музыкальная ассоциация, лежащая в основе структуры строфы — звуки стихов напоминают звуки арфы,- дополняется новыми ассоциативными лентами. Во вступлении, прелюдии, прозвучала музыкальная тема воинственного и грубого Ордала, владыки Морвена, из дедовского зубчатого замка, возвышающегося среди дубрав (в словах, связанных с Ордалом, повторяются звуки его имени и другие резкие, словно режущие звуки). Главные же мелодии баллады, взаимосвязанные и сливающиеся,- это музыкальные темы Минваны и Арми-ния. Сходные несчастные судьбы, взаимная любовь, общее горе разлуки как бы заложены в сходно звучащих именах, содержащих слог «мин». У Жуковского родные души имеют и родственные имена.

Имя Минваны, ее образ окружены семантико-музыкальным ореолом, что свидетельствует об очаровании девушки. Музыкальная структура портрета примечательна. Поэт трижды в строфе повторил, что Минвана «младая», два раза уподобил ее «красу» заре («красой озаряла», «зарею златимы»), дважды сказал о ее приятности («приятней денницы», «приятность речей»), в этом же семантическом ряду определений ее очарования следуют относящиеся к ней слова: «золотой», «сладкое», «как роза», «прекрасней» «прелестней», «пламень во взорах сиял». Слова-повторы, слова-синонимы, слова одного смыслового гнезда, слова одной эмоционально-экспрессивной оценки собраны вместе и внушают одну мысль — об очаровании красавицы. Семантическая тема переплетается с музыкальной. Обе стихотворные строчки — «Младая Минвана…»; «Как зыби тумана…» — первостепенной значимости, в них заключен меланхолический смысл баллады, философия жизни. Жуковский не столько высказывает, сколько навевает мысль о золотой молодости, тающей, как туман, о прелести кратковременного цветения юных роз; также значимо сложное сопоставление человеческой жизни с потоком воды: журчанье потока — приятность речей, журчанье — дыханье; ведь жизнь человека подобна потоку воды.

Звуковая и смысловая «лента»- младая Минвана, зыбь тумана, поток воды — разовьется в следующих строфах баллады, в длинной серии смысловых вариаций.

Они включают рифмы, ассонансы, аллитерации, смысловые рифмы: мерцанье луны, струистое сиянье — тайное свиданье, луна — она, луной — душой, луны — волны, воды — годы, берут — унесут, глядеть — улететь, воды льются, быстрые воды, поток лют, быстрые годы, годы бегут, Минвана грустит — поток говорит. В балладе создана особая эмоционально-эстетическая атмосфера. В последней строфе стихотворения все звуковые и смысловые струи отдельных строф и частей произведения соединяются:

И нет уж Минваны… Когда от потоков, холмов и полей Восходят туманы И светит, как в дыме, луна без лучей Две видятся тени: Слиявшись, летят К знакомой им сени… И дуб шевелится, и струны звучат.

Строфа наполнена отзвуками прошлой жизни героев, отзвуками содержания предыдущих строф, звучанием эоловой арфы. В этом — меланхолическая прелесть строфы и стихотворения в целом. В слонах-образах, в звуковых повторах-вариациях — целая философия жизни и любви: идея очарования молодой любви, ее хрупкости и ненадежности, порицание грубой силы, разрушающей человеческое счастье, идея трагической невозможности остановить прекрасное мгновение юной любви, грустного примирения с неумолимым законом изменчивости жизни, но и утверждение торжества любви как высшей духовности, неподвластной грубой силе.