Художественное мастерство автора «Поднятой целины» с особенной силой проявилось в рельефности человеческих характеров, изображенных в произведении .
Характерно, что все значимые события изображаются Шолоховым в восприятии разных персонажей, что создает широкую полифоническую основу романа. Не случайно в «Поднятой целине» немало эпизодов, в которых герой показаны в момент полемики; в таких ситуациях с наибольшей яркостью выявляются не только их личностные свойства, но и политические позиции. Пожалуй, наиболее напряженным из таких эпизодов является спор Давыдова, Нагульнова и Разметнова о раскулачивании Гаева.
Накануне, когда на собрании бедняцкого актива принималось решение о раскулачивании, разногласий между коммунистами не было. Никто из них не сомневался в законности и справедливости «такой пролетарской кары». Однако когда на следующий день пришлось осуществлять это решение, каждый из гремяченских руководителей пережил душевное потрясение. Это можно сказать не только о Разметнове, смятение которого прямо изображено в романе. Видимо, нелегко далось раскулачивание и Давыдову, и Нагульнову.
Не случайно в упомянутой сцене герои излагают свое отношение к происходящему в состоянии крайнего возбуждения.
Об этом свидетельствует внутренняя напряженность, с которой Давыдов убеждает Разметнова в справедливости раскулачивания, кажется, что он в большей степени убеждает самого себя. Это проявляется и в чрезвычайной взвинченности Нагульнова, которая разрешается припадком. Нельзя не признать, что в суждениях каждого из них есть определенная логика, основывающаяся на индивидуальном жизненном опыте, на личных нравственных принципах и убеждениях. Как же соотносится эта персональная логика с высшими требованиями человеческой морали и справедливости, определившими нравственный потенциал «Поднятой целины»?
Проще говоря, кто же из героев прав в этом споре, если в оценке их позиций исходить не только из современных философских, этических представлений, но и из духовных ориентиров, запечатленных в романе Шолохова?
Долгое время безусловным выразителем истины в этом эпизоде критики считали Давыдова. В 60-70-е годы критическая мысль все чаще стала склоняться к тому, что высшая справедливость заключена в словах и действиях Разметнова, который в состоянии предельного нервного возбуждения протестует против жестокого насилия над людьми: «Раскулачивать больше не пойду… Я…
Я… с детишками не обучен воевать!..» Действительно, неприятие Разметновым социальной и нравственной несправедливости выражено с такой сердечной болью и страстностью, что оно не может быть опровергнуто ни одним из оппонентов — ни Нагульновым, ни даже Давыдовым.
Давыдов словно не слышит своего товарища, не понимает истинных причин его смятения, его логика расходится с доводами Разметнова. Вместо конкретной судьбы семейства крестьянина-середняка Гаева ему видится обобщенный образ врага: «Ты их жалеешь… Жалко тебе их.
А они нас жалели?..» Между тем кажется столь очевидным, что дети Гаева ни в коей мере не были и не могли быть ответственны ни за страдания семьи Давыдовых, пи за слезы сирот. И все же, думается, ни один из участников рассматриваемой сцены не может претендовать на объективность, не выражает позицию, соответствующую взглядам и представлениям самого Шолохова. Прямого авторского комментария полемического столкновения Давыдова, Разметнова, Нагульнова в романе нет, однако в самом развитии действия, в движении жизни, запечатленном в «Поднятой целине» таятся ориентиры, обозначающие подлинную оценку действий героев с позиции автора романа.