Сказки Чапека и их художественные образы

Сказки Чапека до некоторой степени отражают его скептицизм по отношению к общепринятому пониманию добра и зла. Особенно ярко это выражено в «Разбойничьей сказке» и «Бродяжьей сказке», где критерий добра и честности осмысливается в сатирическом плане. Учтивый, добрый разбойник Мерзазио плохо приспособлен к своему ремеслу. И напротив, он превращается в настоящего разбойника на государственной службе, став сборщиком пошлины.

В «Бродяжьей сказке» самым честным человеком на свете оказывается бродяга Франтишек Король, который был «белой Вороной » среди так называемых «честных» людей, не представлявших, что потерянные деньги можно возвратить владельцу.

Сквозь юмористическую канву всех сказок Чапека четко проходят, прежде всего, идеи гуманизма, носителями которых являются самые неприметные люди — дровосек, бродяга, почтальон и другие — люди, окружающие нас в повседневной жизни и делающие много хороших дел как нечто само собой разумеющееся.

Сказки Чапека — добрые, хотя и насмешливые. Автор не переносит читателя в тридевятое царство, все события происходят в конкретных чешских городках или деревнях. И даже сказочные персонажи — водяные, волшебники — оказываются совсем обычными существами, такими же, как ЛЕОДИ. У водяного к старости разыгрывается ревматизм, потому что он всю жизнь прожил в сырости, волшебник подавился сливовой косточкой — им нужна помощь врача . И наоборот, люди совсем обычные совершают «волшебства»: дровосек излечивает принцессу свежим воздухом, почтальон разыскивает неизвестную девушку, доктор находит такую работу водяному, от которой у него не будут болеть старые кости…

Такое смещение фантастических и реальных образов создает особый юмористический колорит сказок.

Чапек Рассматривает жанр сказки в чисто поэтическом плане. В своих заметках о детской литературе он пишет: «Сказка — это прежде всего действие. Это значит не только, что сказка возникает в повествовании действия, но и то, что действие возникает в повествовании сказки.

Действие является продуктом повествования: как только я начинаю рассказывать, так сразу же я вынужден привести свои представления в действенную связь».

В своих размышлениях о сказках как детском чтении Чапек особое место отводит языку. «Когда я вижу маленьких детей от четырех до пяти лет и старше, то меня поражает в них невероятная интенсивная потребность в языке. Как они любят слово, как счастливы, когда находят новое слово. Я думаю, что поэтому детская книга должна быть написана самым богатым, самым прекрасным языком.

Если ребенок «возьмет из детства мало слов, он будет мало знать их всю жизнь. Это для меня является проблемой детской литературы. Дать детям как можно больше слов, представлений и развить в них способность выражать своя мысли и чувства — помните, что слова — это мысли, это весь духовный фонд».

Для Чапека как художника слово является изображением сути вещей, отсюда и его стремление отточить слово, а значит, и отточить мысль.

В своих сказках Чапек особое место уделяет игре словом, обогащая словарь ребенка. Например, в «Разбойничьей сказке» он, рассказывая, как старый Мерзаво платил за своего сына в монастырь, перечисляет все названия различных монет. Именно это рождает в воображении ребенка образ удивительного грабителя, беспощадного к своим жертвам и одержимого нежной любовью к сыну. Там же баба, ругающая молодого Мерзавйо, произносит в алфавитном порядке все бранные слова, которые знает:

«Ах ты, антихрист, ах ты, бандит, безбожник, безобразник, башибузук, ворюга, висельник, взломщик, ах ты, грешник, головорез, грубиян…» В сочетании с обращением молодого Мерзавйо к ней как к даме юмористическая ситуация вырисовывается особенно выпукло.

Чапек так же забавно, играючи и иронически, раскрывает ребенку основу словотворчества. Причем чувство слова, ироническая интонация в восприятии «словотворчества» выражены очень ярко. Вот как он рассказывает, кем может работать водяной:

«Понимаете, ребятишки, водяной может заниматься только тем ремеслом, в котором есть что-нибудь от воды: ну например, может он быть подводником, или про-водником, или, скажем, может писать в книжках в-водную главу, или быть за-водилой, или вод-ителем трамвая, или выдавать себя за руко-водителя или за хозяина за-вода, словом, какая-нибудь вода тут должна быть» .

И сказках Чапека постоянно видна условность этого жанра, горую он дает почувствовать читателю. Поэтому Чапек часто Пользуется гротеском, подчеркивая относительную нереальность сказочного образа. Так, например, он рисует разбойника — гиршего Мерзавио, который «ходил в бычьей шкуре, укрывался конской попоной и ел сырое мясо прямо голыми руками, как и полагается всем разбойникам». Следует отметить, что сказки эти — нелегкое чтение для детей.

Несмотря на их внешнюю занимательность, они требуют напряженной работы мысли, определенных навыков восприятия художественного образа.

В 1932 году выходит еще одна книга для детей К. Чапека — «Дашенька, или История щенячьей жизни». В забавном рассказе О щенке Дашеньке автор сочетает сказочную интонацию с реалистическим повествованием. Вставные новеллы о предках фокстерьера, о том, почему собаки живут с человеком, якобы рассказанные Дашеньке, основаны на вымысле, на озорном перевертыше . Подобно многим талантливым писателям-анималистам, К. Чапек преподносит ребенку реальные сведения о нравах и привычках животных, И в то же время он очень своеобразен в изобретении способа разговора с читателем.

Произведения К — Чапека для детей прекрасно переведены Б. Заходером, которому удалось сохранить прелесть подлинника, найти адекватные выразительные средства в русском языке.