Сочинение на тему: Эстетическая позиция в книгах Солженицына

Эстетическая позиция писателя выражена во многих его произведениях, среди которых выделяется книга воспоминаний «Бодался теленок с дубом» (1975). «Никому не перегородить путей правды», — пишет Солженицын. Это — о позиции писателя в обществе. Это — о красоте правды. Его книги вдохновлены и самой историей, и неистовым желанием автора докопаться до правды и рассказать о том, что осталось незамеченным в старых хрониках или скрытым за стенами лагерей, но насущно необходимо человеку, как хлеб и вода. Первостепенную важность имеет его мысль: «Не нравственно — писать то, что можно не писать». Писатель доказывает, что пишет только о самом важном для страны. Важна точка зрения писателя и на композицию своих книг, отразившаяся в построении многих произведений — от «Архипелага ГУЛАГ» до «Красного колеса».

Мысли о литературе и искусстве, самое прямое выражение эстетической позиции писателей — нобелевских лауреатов привычно искать в их Нобелевских лекциях. Солженицын в эту традицию не вписывается: «Хотел бы я говорить только об общественной и государственной жизни Востока, да и Запада, в той мере, как доступен был он моей лагерной сметке… Никому из писателей свободного мира и в голову не приходило говорить о том, у них ведь другие есть на то трибуны, места и поводы; западные писатели, если лекцию читали, то — о природе искусства, красоты, природе литературы. Камю это сделал с высшим блеском французского красноречия. Должен был и я, очевидно, о том же. Но рассуждать о природе литературы или возможностях ее — тягостная для меня вторичность… И такую лекцию мою — каково будет прочитать бывшим зэкам? Для чего ж мне был голос дан и трибуна? Испугался? Разнежился от славы? Предал смертников?»

Заявление Солженицына о том, что разговоры об искусстве вторичны, не следует считать исчерпывающим. Недавно в печати стали появляться его заметки о писателях и литературе. Вызывает интерес его подробный анализ чеховских рассказов («Окунаясь в Чехова», 1998). Солженицын старается понять, почему Чехов — мастер именно этого жанра, и приходит к выводу: «Для романного обзора, охвата нужны ведущие мысли. А у Чехова чаще вот эти бесконтурные: благородство труда! надо трудиться! или: через 20 — 30 — 200 лет будет счастливая жизнь». Такой ведущей мыслью для самого Солженицына стала мысль об истории страны, о ГУЛАГе. Неслучайно в творчестве Чехова он считает одним из лучших рассказ «В ссылке»: «Просто поразительно, как Чехов так переимчиво и полно воспринял и передал мирочувствие вечного зэка, вечного ссыльного, семикаторжного (отличное слово). Чтоб этим проникнуться — надо самому прожить и много лет таких».

Еще до войны Солженицын захотел стать писателем. Уже в 1937 — 1938 гг., в Ростове-на-Дону, будучи студентом, он собирает исторические материалы, которые гораздо позже пригодятся ему для работы над обширным повествованием «Красное колесо». Но творческая биография Солженицына началась с романа «В круге первом» (1955-1968, 1990) и повести «Один день Ивана Денисовича» (1959, 1962). Условия, описанные в романе «В круге первом», еще не самые страшные из тех, в которых порой суждено существовать человеку. Но эта «шарашка» — не пересылка, не тюрьма, не лагерь — все-таки один из кругов ада. Герои в большинстве своим определившиеся люди, сделавшие выбор между добром и злом: «- Вы спросите, кого здесь не держат? Здесь математики, физики, химики, инженеры-радисты, инженеры по телефонии, конструкторы, художники, переводчики, переплетчики, даже одного геолога по ошибке завезли». Общее занятие работников «шарашки» — создание подслушивающих устройств, дешифрующих человеческий голос. Эта работа может погубить сотни подобных им невиновных людей. Зэки, однако, находят время и пошутить. Им присущ домашний, согревающий юмор («Валентуля, не генерируйте!», «Кому вы отказали ваши ночные тапочки?»). Порой их тянет к философствованию, как, например, главного героя, Глеба Нержина, за которым скрывается сам Солженицын: «Так и счастье, так и счастье, Левушка, оно вовсе не зависит от объема внешних благ, которые мы урвали у жизни. Оно зависит только от нашего отношения к ним! Об этом сказано еще в даосской этике»; «Иго тюрьмы чуть отпустит меня, и случится разговор по душам или прочтешь искреннюю страницу — и вот я уже на гребне! Настоящей жизни много лет у меня нет, но я забыл! Я невесом, я взвешен, я нематериален!! Я лежу там у себя на верхних нарах, смотрю в близкий потолок, он гол, он худо оштукатурен, — и вздрагиваю от полнейшего счастья бытия!»

Один из героев романа, Прянчиков, однажды восклицает: «Неужели и в тюрьме нет человеку свободы? Где ж она тогда есть?» Свободы нет нигде, хотя существуют так называемые «вольняшки». Слово «вольняшка» не придумано Солженицыным. Писатель лишь подчеркнул его иронический оттенок: «Только зэк имеет бессмертную душу, а вольняшке бывает за суетой отказано в ней». «Вольные» — сотрудники все той же «шарашки»; до каких пределов она простирается — неизвестно. Но внутренняя свобода явственнее ощущается в тюрьме.

В 1970 г. — спустя год после исключения из Союза писателей! — за нравственную силу произведений, возрождающую лучшие традиции русской литературы, Солженицыну была присуждена Нобелевская премия. С этой инициативой выступил французский писатель Франсуа Мориак. Может быть, некоторые события этих лет в жизни Солженицына и заслуживают критической оценки (см. главу «Нобелевская трагедия» в книге Н. Решетовской «Отлучение. Из жизни Александра Солженицына»), но литературные его заслуги, бесспорно, достойны столь высокой награды. Примечательно мнение самого писателя о том, за что он удостоился премии, в чем именно его литературная миссия. В «Нобелевской лекции» Солженицын размышляет о шкалах оценок. У всех они разные, и для взаимопонимания людей это очень серьезно: «При шести, четырех, даже при двух шкалах не может быть единого мира, единого человечества: нас разорвет эта разница колебаний. Мы не уживемся на одной Земле, как не жилец человек с двумя сердцами». Солженицын считает, что литература совмещает эти шкалы и так развивается «мировое зрение». Позже он писал в воспоминаниях «Бодался теленок с дубом»: «Лекция была хоть и прозрачна, но… И там, и здесь предпочли не понять».

Не будет правильным утверждение, что Солженицыну противостояла только власть. С этих лет начинается и размежевание читателей на его сторонников и противников: «На «ура» принимали меня, пока я был, по видимости, только против сталинских злоупотреблений, тут и все общество было со мной… Следующими шагами мне неизбежно себя открывать: пора говорить все точней и идти все глубже». Выразителем мнения противников писателя стала советская пресса, развернувшая травлю, на которую писатель отвечает призывом — «Жить не по лжи».