Социально-философские, этические, эстетические искания Толстого

В идейной борьбе 70-х годов проблема просвещения народа занимала едва ли не центральное место. Увлечение педагогикой было всеобщим, вопросы народного образования, подъема национальной культуры горячо обсуждались на страницах газет и журналов, в романах и повестях. Революционеры-демократы и народники, просвещая народ, готовили его к революции — исторически неизбежной, но в ту пору еще неосуществимой. Консерваторы, напротив, рассчитывали, сосредоточив контроль над образованием в руках помещиков и церкви, противодействовать распространению в народе революционной «заразы». Наконец, либералы стремились заменить революцию «малым делом» элементарного образования народа.

По-своему, противоречиво и сложно строил народную педагогику Лев Толстой. Его статья «О народном образовании», названная им «педагогической исповедью», появилась в 1874 году в «Отечественных записках» Н. А. Некрасова. Искренняя убежденность в том, что «народ выше нас стоит своей исполненной трудов и лишений жизнью», ядовитая критика «земско-министерского ведомства» и либерального дворянства — все это было близко направлению «Отечественных записок». «Ответ на вопрос, чему учить детей в народной школе, мы можем получить только от народа», — писал Толстой.

Но горячая защита народа, его права самому определять свою судьбу и совершать «великое дело своего умственного развития» вылилась в категорический отказ от идеи воспитания и развития народа по программам и планам интеллигенции. В середине 70-х годов, когда «хождение в народ» стало явлением массовым, статья Толстого оказалась направленной против революционеров-народников.

Помимо борьбы с «петербургской педагогией», была другая, еще более важная цель в занятиях Толстого народными школами. «Я хочу образования для народа,- писал он в 1874 году, — только для того, чтобы спасти тех тонущих там Пушкиных, Остроградских, Филаретов, Ломоносовых». Безграничная любовь и уважение «к маленьким мужичкам», как назвал Толстой в статье «О народном образовании» крестьянских детей, видны в этих строках. Ради крестьянских «Остроградских и Ломоносовых» Толстой задумал «Азбуку», над которой с огромным упорством трудился в 1870-1872 годах и с которой связывал самые «гордые мечты». «Написав эту Азбуку, мне можно будет спокойно умереть», — заметил он в одном из писем того времени.

Творческое перепутье, на котором Толстой оказался после окончания «Войны и мира», привело его к глубочайшему пониманию народности литературы и к новым литературным замыслам, воплощающим узловые, кризисные проблемы переломной эпохи 70-х годов.

Первым по времени возникновения был замысел романа из эпохи Петра I. Толстому стало ясно, что «весь узел русской жизни сидит тут». Подобно тому, как на историческом материале Отечественной войны 1812 года он решал злободневные вопросы общественной жизни 60-х годов, Толстой стремился теперь — в рассказе об эпохе конца XVII-начала XVIII века, когда рушились основы боярской Руси, — объяснить разрушение устоев современной ему жизни.

Потратив немало труда на изучение исторических материалов, он прекратил работу над романом о Петре I: психология людей, живших в столь отдаленную эпоху, была слишком далека от душевного мира современников Толстого. Вернувшись к этому замыслу в конце 70-х годов, писатель вновь не осуществил его: в личности Петра I ему стали отчетливо видны черты царя-деспота, и вся его фигура стала Толстому «несимпатична». Интерес переключился опять к декабристам (как накануне «Войны и мира»), к народным крестьянским типам, но и эти романы не были созданы.

В 1873 году, неожиданно для себя самого, «невольно», «благодаря божественному Пушкину» (перечитав его прозу), Толстой начал роман о современности. Начерно книга была закончена с небывалой, стремительной быстротой: долго сдерживаемый поток новых мыслей и переживаний как будто прорвал плотину и разлился на полотне «свободного романа», как впоследствии Толстой называл «Анну Каренину».

Роман всемирного и вечного значения, «Анна Каренина» была в высшей степени современной книгой, зеркалом эпохи, когда в России «все переворотилось и только еще начинало укладываться». (Вопреки прежним историческим замыслам «Анна Каренина» строилась как злободневный и полемически острый роман о настоящем дне русской истории. Завершив роман, Толстой заметил, что как в «Войне и мире» он любил «мысль народную», так в «Анне Карениной» «мысль семейную». Глубокие причины личного и общественного свойства обусловили тот факт, что в романе о переломной эпохе русской истории главной оказалась «мысль семейная».

В «Исповеди», создававшейся после «Анны Карениной», Толстой рассказал, что отчаяние, которое овладело им в середине 70-х годов и предшествовало коренному изменению взглядов, было сходно с душевным состоянием, пережитым на много лет раньше, после смерти брата Николая, в начале 60-х годов. Но если тогда, по словам Толстого, неизведанные им радости и заботы семейной жизни вывели его из этого отчаяния, то в 70-е годы ему стало ясно, что семейное счастье было мнимым или, во всяком случае, временным спасением от всеобщей жизненной неурядицы, от предчувствия социальных катастроф.