Сравнительная характеристика образов Лизы и Натальи в повестях Карамзина

Наталья оказывается персонажем, наделенным всеми «атрибутами» героинь сентиментальных повестей конца XVIII века, а не московитянкой допетровской Руси. И неудивительно, что Наталья является почти двойником «бедной Лизы». В этом не трудно убедиться, сопоставив между собой обе повести. Сходству Лизы и Натальи не мешает даже большое различие в их социальном положении.

Можно найти много общего в ситуациях, возникающих в этих повестях, а также ряд текстуальных совпадений в характеристиках, данных Карамзиным своим героиням. Так, «Лиза, как агнец, повиновалась его воле», «розы на щеках освежались, и Лиза улыбалась как майское утро после бурной ночи», «таким образом скончала жизнь свою прекрасная душою и телом». Сравним: «Наша прелестная Наталья имела прелестную душу… была невинна, как агнец, мила, как май месяц».

Обе героини целиком отдаются чувству любви, полностью доверяя избранникам своих сердец. «Дай бог! Мне нельзя не верить словам твоим: ведь я люблю тебя!» — говорит Эрасту Лиза. Также и у Натальи уверенность в Алексее основывается на ее любви к нему: «Ах! если бы все люди, сколько их было тогда в русском царстве, в один голос сказали Наталье: Алексей злодей! она бы с тихою улыбкой отвечала им: нет… сердце мое знает его лучше, нежели вы, сердце мое говорит, что он всех любезнее, всех добрее».

И Лиза и Наталья стремятся сопровождать своих возлюбленных на войну (лишь мысль о необеспеченности матери не позволяет Лизе исполнить свое желание). «Война не страшна для меня; страшно там, где нет моего друга»,- так думает Лиза. «Поедем, мой друг! (на войну) Лишь бы ты был со мною: я всюду готова»,- объявляет Наталья Алексею.

Как писателя-психолога, Карамзина беспокоит вопрос о том, насколько правдоподобными покажутся читателю некоторые эпизоды, его повести. В частности, быстрое и легкое согласие Натальи на побег из родительского дома с человеком, которого она видела всего несколько раз в своей жизни, заставляет Карамзина объяснить этот факт с психологической точки зрения.

«Вместе с читателем,- пишет он,- мы искренно виним Наталью, искренно порицаем ее и за то, что она, видев только раза три молодого человека и услышав от него несколько приятных слов, вдруг решилась бежать с ним из родительского дому, не зная куда… Но такова ужасная любовь! Она может сделать преступником самого добродетельнейшего человека! И кто, любив пламенно в жизни своей, не поступил ни в чем против строгой нравственности, тот — счастлив! счастлив тем, что страсть его не была в противоположности с добродетелью — иначе последняя признала бы слабость свою и слезы тщетного раскаяния полились бы рекою. Летописи человеческого сердца уверяют нас в сей печальной истине»

Предшественники Карамзина — русские романисты и авторы повестей — не заботились о том, насколько правдоподобными казались читателям описываемые ими события, являвшиеся по большей части «плодами» их фантазии. Карамзин был одним из первых, кто привлек внимание к раскрытию психологии действующих лиц, к анализу правдоподобия их переживаний и излагавшихся в художественном произведении событий. Менее полно, чем образ Натальи, раскрыт в повести образ ее возлюбленного Алексея Любославского. Он также наделен чертами героя сентиментальных повестей. Это — прежде всего чувствительный «любовник». Но в отличие от большинства действ ующих лиц, которые вводятся в рассказ «повествовательным» путем (то есть автор сам и от себя говорит о них, притом более или менее подробно, и ему нет надобности давать их «предыстории»), появление в повести Алексея Любославского преподносится читателю через впечатление, произведенное на героиню. Описание внешности Алексея также дается через восприятие героини. «Итак, думала Наталья,- итак, подлинно есть на свете такой милый красавец, такой человек,- такой прелестный юноша… Какой рост! Какая осанка! Какое белое румяное лицо! А глаза, глаза у него, как молния; я, робкая, боюсь глядеть на них».

В композиционном отношении повесть Карамзина «Наталья, боярская дочь» имеет ряд характерных особенностей. Сюжетная канва повести достаточно проста и не отличается особой оригинальностью. Повесть начинается своеобразным зачином, свойственным многим произведениям Карамзина и в котором «выступает голос, даже тон голоса автора, накладывающии на все последующее повествование автора свою печать.