«Срезал», анализ рассказа Шукшина

Жанровые особенности

Используя классификацию самого Шукшина, рассказ «Срезал» можно отнести и к «рассказам-анекдотам», и к «рассказам-характерам». С первой жанровой формой его связывают такие черты, как краткость основного сюжетного события , внешняя абсурдность воспроизводимого диалога и заведомо «смеховые» ожидания слушателей . Со второй — точные детали, которыми безжалостный автор четко и жестко характеризует обоих главных героев — участников импровизированного философского диспута-турнира.

Сюжет и композиция

В глухую алтайскую деревню к старухе Агафье Журавлевой приезжает из Москвы, с женой-москвичкой и дочерью-школьницей, сын Константин Иванович — «богатый, ученый». Об этом важном событии в жизни деревни с символическим названием Новая рассказано в первом абзаце.

Что жена Константина Ивановича Валя — именно москвичка сразу видно по списку подарков, которые дети привезли старухе: электрический самовар, цветастый халат и деревянные ложки. Несомненно, электрификация всей страны, задуманная еще Лениным , дошла и до Алтая, но чай из самовара, разогретого на шишках, считается вкуснее; цветастые халаты — один из немногих товаров, доступных в любом сельмаге; а деревянные ложки в стиле «этно» хорошо смотрятся в московской гостиной в качестве знака «народности», но будут с непониманием и даже презрением отвергнуты самим «народом», который уже как минимум последние полвека ест металлическими ложками и тем гордится. Если бы Костя, коренной деревенский парень, вдумался в то, что он везет родной матери, то, конечно, и сам бы от души посмеялся.

Но он не вдумывается, а может, и знать не знает, что он там в своих пяти чемоданах в родную деревню везет: ему это совершенно безразлично.

Само то, что новая, московская жизнь Кости до описываемой поры была в деревне неизвестна, а дочь у него уже школьница, говорит о том, что Костя не проведывал мать как минимум лет десять, что сразу соответствующим образом его характеризует в глазах не только читателей рассказа, но и деревенских жителей. Но, так или иначе, «богатый, ученый» Костя относится к «знатным людям» деревни. А «из деревни Новой, хоть она небольшая, много вышло знатных людей: один полковник, два летчика, врач, корреспондент».

Есть среди деревенских некто Глеб Капустин, которого «не любили» и «опасались» все матери «знатных людей». Глеб славился тем, что «приходил и Срезал знатного гостя» . В экспозиции рассказа содержится анекдот о том, как Глеб Срезал полковника, который неверно назвал фамилию графа, велевшего в 1812 году сжечь Москву. Заодно и эрудиция читателя проверяется: правильная фамилия графа — Ростопчин — в рассказе так и не названа.

Полковник говорит Распутин, и это смешно тем, кто знает как роль Распутина при Николае II, так и фамилию основного конкурента, а в чем-то и идейного оппонента Шукшина внутри «деревенского жанра». Заметим также, что «проверяемая» Глебом область знаний «знатного человека» находится строго в пределах его компетенции: разве не полагается полковнику знать военную историю?

Поскольку Косте изначально безразлично все происходящее в деревне, он совершает роковую ошибку, не вполне удовлетворяя интерес Глеба к тому, в какой области он, Костя, по слову Глеба, себя «выявляет». Так начинается основной сюжетный анекдот.

Глеб, который, как он сам справедливо утверждает, университетский сленг знать не обязан, так и не понял, что Костя и его супруга — кандидаты филологических, а не философских наук. И весь дальнейший разговор, несмотря на свою внешнюю анекдотичность, происходит строго в пределах общепринятой в стране философской системы диалектического материализма. В этом философском диспуте кандидаты филологии — к полному удовольствию деревенских слушателей — терпят жестокое, сокрушительное поражение от простого труженика пилорамы.

Герои рассказа

Костя и жена его Валя — кандидаты филологических наук, преподаватели одного из московских «филфаков», чья зарплата в 1970 г. вполне позволяла деревенским жителям отнести их к разряду «богатых». Ни в чем не нуждающиеся, вполне довольные собой и всецело замкнутые в пределах размеренной, обустроенной, наперед расписанной московской жизни , Журавлевы, если употребить цитату юбиляра 1970 г., «страшно далеки от народа». И «народу» это тем более обидно, что Костя-то «свой»: с ним вроде бы можно и поговорить запросто, и «повспоминать, как в детстве они вместе…» — и тут автор ставит многозначительное многоточие: в сущности, все эти деревенские воспоминания для Кости давно уже ничего не значат.

«Народ» наивно верит, что «знатные люди» должны, во-первых, что-то важное «знать» и, во-вторых, использовать это «знание» на благо ему, «народу», т. е. быть его, «народа», представителями во всех современных областях знания и сферах деятельности. Кстати говоря, такое убеждение соответствовало и недавней «линии партии», ведь всего шесть лет тому назад свергнутый лидер страны Н. С. Хрущев говорил о том, что и ученый, и художник, занимаясь своим делом, должны прежде всего думать о том, «что это дает колхозникам Рязанщины». Веру «народа» в соответствие «знатных» этой «линии партии» и представляет в рассказе 40-летний Глеб Капустин — толстогубый и белобрысый, начитанный и ехидный, всегда поражающий односельчан своими «знаниями», неизвестно откуда такой взявшийся .

На самом же деле Глеб действительно «демагог» , к тому же и циник, а про источник «знаний» он проговаривается сам: «И газеты тоже читаем…» Недаром «народ» он, Глеб, «удивлял, изумлял, восхищал», но «любви не было».

Проблематика

Казалось бы, в этом позднем рассказе Шукшина поднимается излюбленная «шукшинская» проблема — отношение между городом и селом. Но под слоем внешней, социальной проблематики лежит философская — разобщенность того, что по привычке называется обществом и даже народом, нежелание слышать и понимать друг друга, а не то что инопланетян, о которых, по моде времени, рассуждает Глеб Капустин.

Стилистические особенности

«Диалог глухих» — прием по своему происхождению чеховский — является основным в этом рассказе. Отсюда важность речевых портретов: филологи «не на работе» говорят простыми, затертыми, ничего не выражающими словами, зато простой пильщик Глеб «пилит» их, филологов, стилистически разнообразно и даже наукообразно. Автор, сохраняя объективную лаконичность, бьет героев наповал почти незаметными, но от этого еще более «убийственными» деталями.