Сумасшествие Дон Кихота

Когда я раздумываю над образом Дон Кихота и его странствованиями, приключениями и стычками, то мне становится грустно, и вот почему. Это бессмертное произведение Большого Испанца задумывалось, как пародия на рыцарский роман. Этот жанр сам по себе не является ни плохим, ни хорошим, но во времена Сервантеса много второстепенных авторов (писателями их и не назовешь) паразитировали на нем, зарабатывая деньги. Мигель де Сервантес, будучи настоящим гурманом от литературы, пожелал высмеять безобразные произведения, в которых за красивыми словами и поворотами не притаилось ни крошечки здравого смысла, а композиции повторяли одна другую просто феноменально, как телевизионные «мыльные оперы».

Забегая вперед, смело можно сказать, что это удалось писателю как можно лучше: после выхода «Дон Кихота» рыцарский роман как жанр умер без права на воскресение. Но произошло и то, что Сервантес, начиная работать над своим романом, не рассчитывал. Задумывавшийся как средство для насмешки, «Дон Кихот» оказался таким полнокровным, ярким и сильным, что смог выйти из-под пера (а собственно и из-под воли) писателя и, в свою очередь, захватить в плен мысли дона Мигеля, которые он и обсуждал вместе из Санчо Пансо на протяжении всего произведения.

…В нашем мире очень часто путают отсутствие смысла и сумасшествие с несоответствием тем правилам, которые были приняты в обществе, и которых все придерживаются. Припоминается поговорка «если тебя вылечили, это еще не значит, что ты стал здоровым, — это значит только то, что ты стал как все». «Быть как все» — еще не означает быть умным, трезвым, адекватным, равно как и «НЕ быть как все» априори не свидетельствует о сумасшествии и бессмыслице. Это свидетельствует лишь о том, что кое-кто осмелился бросить вызов стаду овец (оцените надлежащих образом мою аллюзию одновременно и на святое письмо, и на «Дон Кихота»!), не обращая внимания на тяжелые палки пастырей.

Дон Кихот был назван сумасшедшим, а фактически, принимая во внимание выше написанные мудрствования, он просто был другим, несоответствующим и неприспособленным к ужасной современности и безобразным обычаям.

Возможно и то, что сам Сервантес, горько смеясь, назвал своего рыцаря из Ламанчи безумным потому, что только больной человек в те лихие времена отстаивал принципы, которыми руководствовался Дон Кихот, И вдобавок безумие во всякое время может стать занавесом и адвокатом для весьма смелых мыслей, а такое свойство дон Мигель, который едва не попал в застенки инквизиции, не мог не ценить.

Почему же мне грустно, когда роман насыщен, казалось бы, потешными приключениями, смешными странствованиями, курьезными случаями? А грустно мне потому, что кого бы ни встречал на своем пути Дон Кихот, каждый считал его даже не чудаковатым, а просто сумасшедшим, больным, негодным. Т. е. ни один из тех многих, с кем пересеклась тропа Санчо Пансы и мужественного рыцаря, в глубине души не разрешал окружающим людям думать, жить и воспринимать мир иначе от общепринятых канонов. Ни один не имел свободы сознания и свободы души, и поэтому считал бессмысленным и ненормальным всякого, кто осмеливался стремиться этой свободы и идти собственной дорогой, которой бы странной она не была.

И в этом я вижу намек на наш мир и людей в нем, таких закомплексованных, упрямых, слепых и покорных, как и четыре столетия тома, когда Дон Кихот на своем Росинанте странствовал дорогами Испании в поисках приключений. Те слабые, которым не хватило сил идти собственной дорогой, посмеются и посмеются над всяким, кто мог это сделать.

Дон Кихот боролся за возвращение золотого века, и уже одна эта цель достойная одобрения. По крайней мере, она не заслуживает укоры тех хлипких умников, которые по причине собственной убогости, низменности такую цель не изберут некогда.

Вот почему мне грустно. Но добрый, немного смешной и невыразимо близкий рыцарь (кстати, который воплотил в себе настоящие черты защитника, в отличие от тех петухов, которые могли лишь щеголять перед своими дамами сердца) развлек мою тоску. Что же касается мудрому народной мудростью Санчо Пансы — верного оруженосца и товарища нашего рыцаря, то он рассказал мне много интересного из нелегкой жизни испанских крестьян и нашел для меня в своей (пока что не утерянной) торбе луковичку и несколько корочек хлеба. Поэтому я иду есть и наслаждаться как высоким стилем рассказов Дон Кихота, так и трезвыми и практическими замечаниями Санчо. А относительно бессмыслицы… нет, не Дон Кихота, а системы ценностей нашего мира и глупости в головах иных людей, которые в этом мире живут, нужно подумать.