Сюжетное развитие «Сказки о царе Салтане»

В 1831 г. Пушкин создал «Сказку о царе Салтане». Пушкин учитывал специфику законов фольклорного творчества, в котором главным является понимание слитности со своим пародом и его художественной традицией. В поэмах-сказках просматриваются волшебно-сказочные принципы сюжетной композиции, в них легко выделяются мотивы, в том числе и утроенные. «Сказка о царе Салтане» соответствует русской традиционной версии:

I. Царь подслушивает разговор трех сестер и женится на младшей. П. В отсутствие мужа царица родит сына-богатыря, но завистливые сестры подменяют письмо царю и его ответ.

III. Царицу с сыном в бочке бросают в море, они выходят на острове.

IV. Сын спасает Лебедь и приобретает в ней чудесного

Помощника: она строит ему город.

V. Утроенный мотив. Обернувшись насекомым, Гвидон летит вслед за корабельщиками к отцу, где узнает о чудесной белке, затем о 33 богатырях, затем о прекрасной невесте. Все это добывает ему Лебедь, которая и является чудесной невестой.

VI. Привлеченный чудесами, па остров приезжает царь-отец и узнает правду. Пир. Прощение повинившихся сестер. И тем не менее возникают явные отступления от законов построения сюжета в народной сказке. Новое содержание диктует свои требования форме, требует нарушения канона. В «Сказке о царе Салтане» такое нарушение произошло вследствие введения образа Лебеди. В ней говорится о двух свадьбах. Более того — в ней использованы две традиционные концовки:

Стали жить да поживать, Да приплода поджидать (21-я строфа). Я там был; мед, пиво пил — И усы лишь обмочил (26-и, последняя строфа).

Поэт выделил те сюжетные точки, которые можно развернуть в картины. Одна из них — приобретение сыном волшебного средства или чудесного помощника. В народных вариантах здесь возникают разнообразные контаминации с мотивами из других сюжетов: «По щучьему веленью», «Счастливое дитя», «Сумка, шляпа и рожок», «Благодарные животные» и пр. Утратив в этом звене устойчивую форму, сказка сохраняет идею получения героем волшебной силы. В варианте Арины Родионовны эту силу дает царевичу материнское благословение; Пушкин разворачивает картину.

Он контаминирует свою сказку с мотивом из какого-то другого сюжета: битва коршуна и лебеди, чародея и девы-волшебницы. Азадовский связал этот эпизод с традициями западноевропейской авантюрной повести, перешедшей в русскую лубочную литературу. Помещенный в центр, он по смыслу имеет отношение ко всему сюжету: лебедь и коршун, белое и черное, добро и зло. Гибель чародея-коршуна предвещает счастливую развязку всего повествования. Характерно, что такой композиционный прием восходит к литературному опыту Пушкина: аналогичные функции выполняет песня Земфиры в поэме «Цыганы».

Творческая самостоятельность поэта проявилась ив еще одном звене. Использовав в прологе к «Руслану и Людмиле» образ чудесного кота, Пушкин не стал вводить его в сказку. Вместо кота появилась белочка, грызущая золотые орешки. В народной сказке чудесная белка не встречается. Поэт сохранил традиционные сказочные ситуации, например:

Царь не долго собирался, В тот же вечер обвенчался. Князь не долго собирался, На царевне обвенчался.

К их числу относятся также: прием гостей Салтаном и Гвидоном; разговор у Салтана.

Но поэт создал и ряд новых аналогичных ситуаций, в которых углубил эмоциональное, воздействие на читателя. Психологически насыщены диалоги Гвидона и Лебеди (Князь у синя моря бродит, С синя моря глаз не сводит и т. д.). Блещет комизмом троекратная сценка, в которой «распроклятая мошка» портит внешность ткачихе, поварихе и Бабарихе. Проникновенно-лирично мелодическое заклинание волны, которая послушалась чудесного ребенка. Оно построено по типу сказочных формул-заговоров (обращение к избушке Бабы Яги, вызов Сивки-Бурки), но близко собственно заговору, так как слагается из двух частей: величания волны и просьбы к ней:

Ты волна моя, волна! Ты гульлива и вольна; Плещешь ты, куда захочешь, Ты морские камни точишь, Топишь берег ты земли, Подымаешь корабли Не губи ты нашу душу: Выплесни ты нас на сушу!

Найденный здесь художественный прием будет развит в обращении королевича Елисея к силам природы («Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях»). Тогда еще ярче выступит первооснова народного заговора как выражение любовной тоски, разлуки; например: Пойду я в чистое поле, взмолюсь трем ветрам, трем братам: «Ветры вы, буйные вихри, по всему дуете белому свету, распалите и зажгите и сведите красную девицу со мной…»