Тема крестьянского восстания в художественной прозе А. С. Пушкина

Роман «Евгений Онегин» и примыкающие к нему произведения 1829-1831 годов, вплоть до романа о 1812 годе, раскрывали общественную слабость той группы дворянства, из которой вышли декабристы и к которой принадлежал сам поэт. Разорение упадок, бессилие и вынужденная зависимость от власти — таковы характерные черты, установленные Пушкиным в социальной судьбе этого дворянства. И если рассмотреть последовательно историческое содержание «Родословной моего героя», «Арапа Петра Великого», «Капитанской дочки», «Рославлева», «Евгения Онегина», «Романа в письмах», а затем «Медного всадника» и «Повестей Белкина», то возникает широкая картина исторического развития, постепенного упадка прогрессивного дворянства, из которого вышли декабристы; после 1825 года остались одинокие протестанты.

В драматической судьбе просвещенного дворянства Пушкин винил политику монархии на протяжении XVIII века и вплоть до своего времени. Однако в 1829- 1831 гг. Пушкин обратил внимание и другую, субъективную причину, зависевшую от самого дворянства — его политику в крепостной деревне. Пушкин считал, что материальное разорение передового дворянства лишало его и общественной независимости. А последняя была необходимой предпосылкой осуществления важнейшей исторической линии просвещенного дворянства — быть защитником и представителем народа перед государственной властью («Заметки о дворянстве»). С другой стороны, обнищание народа глубоко волновало Пушкина, все острее ощущавшего кризис феодально-крепостнического строя. Он пишет «Историю села Горюхина», в которой констатирует глубокий упадок крепостной деревни именно в результате полного «небрежения» помещика к крестьянству. Крестьянская тема постепенно захватывает Пушкина, и как художника, и как историка и публициста. Естественно, что судьба Полины и вообще протестанта-одиночки теперь меньше занимает Пушкина и начинает объединяться с проблемой положения крестьянства («Дубровский»). Этим, думается, и следует объяснить прекращение работы над «Рославлевым». Вопрос об истоках и развитии декабристского движения терял для Пушкина свою недавнюю актуальность. Декабристы как бы остались в историческом прошлом. Поэтому роман о 1812 годе, декабристская глава «Евгения Онегина» и другие творческие замыслы Пушкина, связанные с этой темой, остаются незавершенными. В 1773-1775 годах на юго-востоке Российской империи вспыхнула крестьянская война — антикрепостническое восстание, предводительствуемое Емельяном Пугачевым.

События восстания получили отображение в двух произведениях Пушкина: в монографии «История Пугачева» и повести «Капитанская дочка». Работая над ними, поэт-историк стал признанным знатоком «Пугачевщины», сам он в одной из записок А. И. Тургеневу аттестовал себя — в шутливой форме — историографом Пугачева. Но с его «Истории Пугачева» собственно и началась научная историография последней Крестьянской войны в России. К созданию этой книги Пушкин подошел с арсеналом и навыками опытного профессионала, собрал и критически изучил массу исторических источников и, опираясь на них, мастерски исполнил свою главную задачу, заключавшуюся в «ясном изложении происшествий, довольно запутанных», дал впечатляющие картины стихии народного движения и отчаянной борьбы повстанцев с войсками Екатерины II. О кропотливой работе Пушкина с источниками свидетельствуют как страницы «Истории Пугачева», так в особенности многочисленные рукописные заготовки к этой книге: копии и конспекты документов в «архивных» тетрадях, записи рассказов современников восстания и заметки в дорожной записной книжке, Некоторые из этих материалов были использованы потом при написании «Капитанской дочки». Среди источников пушкинских произведений о Пугачеве особое место принадлежит материалам, собранным в поездке, предпринятой в августе — сентябре 1833 года в Поволжье и Оренбургский край, где он встречался со стариками, в том числе и с бывшими пугачевцами, живо еще помнившими и Пугачева и его время. Рассказы, предания и песни, услышанные и записанные Пушкиным в поволжских селениях, Оренбурге, Уральске, Бердской слободе освещали события восстания и фигуру Пугачева с позиции народа.

Это помогло Пушкину преодолеть официально-казенную оценку восстания, отчетливее уяснить его социальный смысл, глубже понять личность Пугачева — подлинного вожака народного движения, увидеть в его характере те положительные свойства, которые составляют неотъемлемые и типичные черты русского человека из простого народа. Такая трактовка образа Пугачева с особенной силой и выразительностью была воплощена в повести «Капитанская дочка». В этом произведении, как и в «Истории Пугачева», Пушкин стоял на позиции историзма, а при освещении событий и в характеристиках действующих лиц во многом опирался на реальные факты, документы и предания, органично и в образной передаче введя их в ткань художественного повествования. Следуя установившимся правилам своей художественной прозы, Пушкин стремился к углубленному раскрытию родной старины в сжатых и четких зарисовках. Принцип предельного лаконизма и высшей выразительности лег в основу «Капитанской дочки». Трудно было бы назвать другой исторический роман с такой предельной экономией композиционных средств и с большей эмоциональной насыщенностью.

В «Капитанской дочке» интимно-исторический рассказ сочетается с русской политической хроникой и дает широкую картину эпохи в ее домашних нравах и государственном быту: вымышленные образы, героя фамильных записок, неизвестные представители провинциальных семейств соприкасаются с такими фигурами как Пугачев, Екатерина II, оренбургский губернатор Рейнсдорп, пугачевцы Хлопуша и Белобородов. Отвергнув принцип документальности, локальности, Пушкин в «Капитанской дочке» достиг большего — подлинной художественной и исторической правды.

Этой активности творческого приобретения не противоречит и то обстоятельство, что «Капитанская дочка» написана в форме мемуаров очевидца. Но эти мемуары Гринева — лишь условная художественная форма, и эту условность хорошо чувствует читатель: не сомневается в том, что имеет дело не подлинными документальными записками, а с искусством, с созданием писателя, с эстетической иллюстрацией.