В марте 1939 г., когда республика потерпела поражение, Эрнанцес находился в южно-центральной зоне республики, стиснутой фашистскими войсками. Он пытается перейти границу Португалии, но португальские пограничники выдают его франкистам. Жестоко избитого, его привозят в мадридскую тюрьму, Несколько месяцев он проводит в застенке. В мае его неожиданно освобождают: один французский епископ по просьбе Пабло Неруды обратился с письмом к Франко.
Эрнандес встречается с женой и сыном, потом едет в родной городок Ориуэлу. Здесь, однако, местные фалангисты бросают его снова в тюрьму. Начинается последний, самый мучительный этап в жизни поэта. Его переводят из тюрьмы в тюрьму, месяцами содержат в одиночной камере, морят голодом. В конце 1939 г. трибунал приговаривает его к смерти, и шесть месяцев он живет в ожидании казни. Только летом 1940 г. смертный приговор заменяют тридцатилетним тюремным заключением. Однако здоровье поэта подорвано; голод и тиф обостряют чахотку, и 28 марта 1942 г. Эрнандес умирает на жалкой койке тюремного госпиталя.
На последнем повороте жизненного пути, когда все вокруг покрыли мрак и отчаяние, особенно ярко проявилась удивительная сила духа и стойкость Эрнандеса. В одном из писем к Хосефине поэт писал из тюрьмы: «Эти барчуки никогда не простят мне, что я открыто и гордо отдал свой большой или малый талант, большую или меньшую часть моего сердца… на службу своему народу». И далее: «Они предпочли бы видеть меня предателем. Но этого они не добились и никогда не добьются. Мой сьш унаследует от своего отца не деньги, а честь».
Эти слова поэта звучат как клятва верности тем идеалам, которым он посвятил свою жизнь. Не сломленный тяжкими бедами дух поэта раскрывается и в стихах этого периода. Написанные в тюремном застенке, поэтические произведения Эрнандеса тех лет долгое время оставались неизвестными читателю и были опубликованы лишь много лет спустя после его смерти. Большая часть этих стихотворений самим поэтом была включена в цикл «Кансьонеро и романсеро разлук» (Cancionero у romancero de ausencias). Начатый еще в последние месяцы войны, этот цикл объединил стихи первых месяцев тюремного заключения и бьл завершен в короткий период пребывания на свободе. Рукопись цикла Эрнандес оставил Хосефине перед вторым арестом. И по тематике и по настроению к циклу, однако, примыкают и стихотворения, написанные в последние годы заключения.
Всегда тяготевший в поэзии к большим, эпическим формам, Эрнандес на этот раз создает по преимуществу короткие лирические стихи. Поэт, в творчестве которого чувство, страсть почти всегда занимали главное место, в стихах последних лет взрывы чувств пытается умерить и сдержать мыслью, стремясь проникнуть разумом в самые глубины жизни и осознать ее конечный смысл:
Три раны в моей груди:
Жизни,
Смерти,
Любви.
(Пер. В. Андреева)
Жизнь, смерть и любовь и становятся основными объектами размышлений поэта. Внешний мир — все, что лежит за пределами тесной тюремной камеры, почти исчезает из последних стихотворений поэта. И объясняется это не только тем, что Эрнандес о многом вынужден был молчать, но и тем, что мир нередко кажется ему хаотичным и смутным, миром, в котором торжествует трагически бессмысленный дух войны:
В селе нелюдимо.
И поле не орано.
Любовь без любимых.
Пыль, травы и вороны.
А молодость где?
Погибла в беде…
(Пер. Д. Самойлова)
Еще более мрачными штрихами рисует поэт ужасы войны в другом стихотворении. Пиршество смерти, отравляющей смрадным дыханием даже природу,- такова война: «…кровь течет по свету, лишенная покоя, заключенная в клетку…
Есть, однако, в этом хаосе жизни сила, гармонию которой ничто не может нарушить: это — любовь. Большая часть тюремных стихотворений Эрнандеса посвящена прославлению любви. Чувство, переживаемое на этот раз поэтом, во многом не похоже на то, которое вдохновляло его еще так недавно в сборнике «Неугасимый луч». Здесь оно более зрелое и более глубокое: в нем не только неудержимый порыв, но и глубокая нежность, человеческая теплота и покой. В любви поэта к Хосефине сливаются страсть и уважение к женщине-матери, подарившей ему ни с чем не сравнимую радость отцовства. Среди многих стихотворений этого периода особой глубиной чувств отличаются стихи, посвященные сыновьям: первому, рано умершему, и второму, который был еще младенцем, когда Эрнандеса бросили в темницу. В этом маленьком тельце поэт черпает силы для того, чтобы вытерпеть любые муки. «Улыбайся,- взывает он к своему сыну, — с тобой одержу я победу над временем, моим злейшим врагом». Как-то Хосефина, кормившая тогда грудью маленького сына, написала Эрнандесу, что в доме не осталось ничего, кроме лука и хлеба. Ответом на это письмо стала замечательная «Луковая колыбельная» (Nanas de la cebolla), в которой все как будто наполнено болью за жену и сына, лишенных самого необходимого, тоской по ним, любовью и беспредельной нежностью к ним.
Смейся, соловушко дома родного…
Смех твой дает мне крылья свободы.
Рушит тюремные темные своды…
(Пер. И. Тыняновой)
Правда, и любовь не может избавить человека от смерти и разлук. Более того, она как будто лишь усиливает горечь разлуки, вынужденного одиночества узника («Разлуку во всем осязаю: твои обессилели руки./Во всем предчувствую близость/разлуки, разлуки, разлуки»). Но как бы ни была сильна горечь расставанья, как бы ни была ужасна смерть, им не одолеть любви, ибо любовь — источник всего сущего, бесконечности жизни, будущего. Поэт стремится найти наиболее точный и обобщенный символ вечного обновления, в котором сливаются воедино любовь, жизнь и смерть. Тема жизни, зарождающейся во чреве женщины, приобретает для Эрнандеса особый смысл,- эта тема помогает ему высвободиться из-под гнета безысходности. Вот почему, несмотря на все тяжкие лишения и страдания, которые довелось ему пережить, он остался несломленным до конца. И не случайно одно из последних стихотворений «Вечная тьма» {Eterna sombra), набросав ужасающую картину вечной мглы, опустившейся над ним, поэт завершает примечательными словами надежды:
Слышу, распахнутый в жизнь, как окно,
Будни, тускнеющие в отдаленье…
Все же в борьбе лишь добыть мне дано свет,
Повергающий тьму на колени.
(Пер. М. Самаева)
Таким «светом, повергающим тьму на колени», лучом, прорезавшим мрак заточения и осветившим благородный облик поэта-борца, была и вся поэзия Мигеля Эрнандеса.