Тимур Кибиров. Биография и творчество. Анализ стихотворений

Определить, к какому направлению относится творчество Тимура Кибирова, весьма проблематично. С концептуалистами (см. первую часть пособия) его роднит отношение к языку. В стихах его присутствует разговорная речь, понятная абсолютно всем, а не только кружку «избранных». Стихи Тимура Кибирова насыщены бытовыми деталями, полны вещей и предметов. Одновременно они буквально переполнены цитатами и штампами, которыми поэт с легкостью ирониста и бережностью лирика играет. В поэме «Жизнь Константина Устиновича Черненко», воспевающей «подвиги» серенького руководителя СССР в 1984-1985 годах, Тимур Кибиров призвал на помощь все штампы социалистического реализма. Полумертвый старик превращается в героя эпоса: он с младенческих лет борется с «кулаками»; побеждает в одиночку отряд японских диверсантов; указывает новые пути развития мировой литературе.

Критик Андрей Зорин (14) писал, что правило говорить об эпохе и с эпохой на ее собственном языке Кибиров доводит до логического предела. Чуешь, сволочь, чем пахнет? — Еще бы! Мне ли, местному, нос воротить! —

Так пишет поэт во вступлении к книге «Сквозь прощальные слезы». Сама книга представляет собой последовательный рассказ о различных периодах послеоктябрьской истории нашей страны, составленный из самых хрестоматийных в соответствующий период цитат: газетных лозунгов, обрывков популярных песен и стихов, ходячих формул, иногда утративших конкретный источник, но сохраняющих узнаваемость. Каблучки в переулке знакомом все стучат по асфальту в тиши. Люди Флинта с путевкой обкома что-то строят в таежной глуши.

Цель Кибирова не отбор самых выразительных деталей, но их полный, по возможности, перечень. Оттого тексты его имеют тенденцию к распространению и экспансию вширь. По своему построению они вообще могут быть бесконечными, т. к. предел такому перечислению способны положить лишь иссякание памяти автора или его произвольное вмешательство.

Размах произведений поэта определяется не событийной канвой и не поступками действующих лиц, а мощью экспрессивной волны, выдающей в авторе лирический темперамент.

В своем творчестве Кибиров ставит перед собой вопрос: «Можно ли говорить на чужом языке, оставаясь при этом собой?» Своими стихами он отвечает на этот вопрос утвердительно. Где же ты, человеческий фактор? Ну, куда же запрятался ты? Постоянно с тобою морока. Как покончить с тобой наконец? Что ж ты бродишь всю ночь одиноко? Что ж ты жрешь политуру, подлец? (…) Отвечал человеческий фактор. И такое он стал говорить, Что из чувства врожденного такта Я его не смогу повторить. А с небес и печально и строго Вниз Божественный фактор глядел.

В последних стихах ирония Кибирова становится мягче, задушевней. Поэт отстаивает простой, уютный мир частного человека у жестокой действительности. Леночка, будем мещанами! Я понимаю, что трудно, что невозможно практически это. Но надо стараться. Не поддаваться давай… Канарейкам свернувши головки, здесь развитой романтизм воцарился, быть может, навеки. Соколы здесь, буревестники все, в лучшем случае — чайки. Будем с тобой голубками с виньетки средь клекота злого будем с тобой ворковать, будем мурлыкать котятами в теплом лукошке. Не эпатаж это — просто желание выжить.

В единственности, с которой Кибиров выражает себя через расхожие идеологические клише, таится разгадка, по мысли Андрея Зорина, необычного сплава лиризма и социальности в его стихах. Социальный пафос внесен сюда языковым сознанием автора, и порожден он решением собственных художественных, а не политических задач. Поэзия «Второй культуры» Тимур Кибиров