Толкование Достоевским «надсознательного» часть I

Не раз Достоевский истолковывает сферу надсознательного. Правда, это только одно из пониманий «надсознательного» у Достоевского, но понимание во всяком случае весьма важное для уразумения историософских воззрений Достоевского. Идеи, мысли, чувства, настроения, стремления приходят в душу индивидуума из какого-то «надсознания» народа, а то и человечества. «Есть идеи невысказанные, бессознательные и только лишь сильно чувствуемые; таких идей много, как бы слитых с душой человека. Есть они в целом народе, есть и в человечестве, взятом как целое. Пока эти идеи лежат лишь бессознательно в жизни народной и только лишь сильно и верно чувствуются — до тех пор только и может жить сильнейшей живою жизнью народ.
В стремлениях к выяснению себе этих скрытых идей и состоит вся энергия его жизни». Так, индивидуум — Пушкин был выразителем «духа» России и «духа» определенной эпохи русской истории: он «есть полнейшее выражение направления, инстинктов и потребностей русского духа в данный исторический момент. Ведь это отчасти современный тип всего русского человека, по крайней мере в историческом и общечеловеческом стремлении его». Народ, страна, государство представляются Достоевскому сверхпространственным и сверхвременным единством. Так Россия — «разлеглась в стомиллионном составе своем на многих тысячах верст, неслышно и бездыханно, в вечном зачатии»; «Везде и по всей России в каждом месте — вся Россия…». Этот «дух народа», «дух времени» — божественный дух. Мысль Шатова о «народе-богоносце» отчасти совпадает с идеями самого Достоевского.
Двойственность тех двух сфер, которые воздействуют на душевную жизнь человека, в которых душевная жизнь человека коренится, ведет и к раздвоению в пределах самой сознательной душевной жизни. Сознательная душевная жизнь — это область, где «дьявол с Богом борется».
Представления Достоевского о душевной жизни человека можно было бы изложить в стиле «двойной психологии» Плотина», его учения о двойных душевных способностях. Достоевский говорит, напр., о двух разумах — «главном» и «не-главном» (в «Идиоте» — Аглая о кн. Мышкине), о «высшей мысли» и «высшем слове» — в противоположность обычным, о «главной свободе» — в противопоставлении свободе как
произволу. Вся сложная антитетика типов в больших романах Достоевского есть анти-тетика друг другу родственных душевных «сил» и функций… Изложенная нами выше теория «пророческих» функций души — творческого вдохновения и вещих снов утверждает в центральном пункте душевной жизни — в области творческих функций духа — эту двойственность: ведь Достоевский признает рядом с творческим экстазом права обычного познания, рядом с пророческими снами — существование снов обычных. Дуалистическая психология Плотина, нашедшая в последнее время отзвук, напр., в учении Бергсона о двойной памяти, напоминает те взгляды на психологию сознательной душевной жизни, которые мы найдем у Достоевского.
Мы здесь остановимся в качестве примера на взглядах Достоевского на мышление человека.
У Достоевского мы встречаем чрезвычайно резкое различие двух функций мысли, тех двух разумов или умов, «главного» и «не-главного», которые ведут обособленное существование и каждый из которых может быть без другого. Ведь и у Идиота есть «главный» ум и нет «не-главного». Это различение несколько напоминает различение в немецком идеализме, особенно у тех его представителей, которые расширяют функции этих способностей за пределы чисто познавательных. Несмотря на существование в русском языке разных слов для обозначения интеллектуальных функций (ум, разум, рассудок, мышление…), Достоевский, очевидно, намеренно отличает их не при помощи существительных, а при помощи определений — ерке1а огпаШ116 (как это, впрочем, встречаем и у Плотина)… Основным противопоставлением для Достоевского является «понятие» и «идея», но он предпочитает пользоваться определениями, говоря о различных типах «идей» или «понятий».
Выражение «чугунные понятия» употреблено одним из просвещенских критиков Достоевского в 1876 г. Достоевский подхватывает это выражение, чтобы противопоставить «чугунным понятиям» «идею». «Чугунные понятия», мол, «когда приходит срок, превращаются в пух перед иной идеей, сколь бы она ни казалась ничтожною вначале». Достоевский многократно указывает, что он разумеет под такими идеями, которые сильнее «чугунных понятий». Это именно те «идеи», которые приходят в душу человека из высшей сферы путем «вдохновения» ли то, или путем какой-то «заразы»: «идеи носятся в воздухе, но непременно по законам», «идеи заразительны». «Идеи распространяются по законам, слишком трудно для нас уловимым, идеи заразительны, и знаете ли Вы, что в общем настроении жизни иная идея, иная забота или тоска, доступная лишь высокообразованному и развитому уму, может вдруг передаться почти малограмотному существу, грубому и никогда ни о чем не заботящемуся, и вдруг заразить его душу своим влиянием». «Высшая мысль и высшее слово» «никогда, никогда не исчезают бесследно, никогда не могут исчезнуть, лишь бы только раз были произнесены». Поэтому и в истории «торжествуют не миллионы людей и не материальные силы, по-видимому, столь страшные и незыблемые, не деньги, не меч, не могущество, а незаметная вначале мысль и часто какого-нибудь, по-видимому, ничтожнейшего человека».