Три царствования в поэме «Медный всадник»
«Медный всадник» — поэма философско-историческая, лиро-эпическая, отразившая всю сложность и глубину раздумий Пушкина над историей. Вместе с тем поэма носит обобщенно-символический характер, ее образы и картины получают метафизическое, символическое истолкование. Сам образ Медного всадника — это реально существующий памятник Петру, Фальконе, но в поэме Пушкина эта статуя наделяется чертами живого существа. Лицо всадника возгорается гневом, «какая дума на челе», он скачет за Евгением, становится символом государства, основанного Петром. Символична картина наводнения, разгула природной стихии. В «Медном всаднике» прямо упоминаются три царствования. Они и есть три узловые эпохально-временные точки поэтического действия, три культурно — исторических слоя:
1. Эпоха Петра и строительства Петербурга:
На берегу пустынных волн Стоял он дум великих полн, И вдаль глядел.
2. Эпоха Александра I: «Прошло сто лет», основное действие поэмы — тревожные дни наводнения 1824:
В тот грозный год Покойный царь еще Россией Со славой правил. На балкон Печален, смутен, вышел он И молвил: «С божией стихией Царям не совладать». Он сел И в думе скорбными очами На злое бедствие глядел. 3. И, наконец, некоторые обозначенья и приметные вехи «третьего» царствования; третьей эпохи — Николая I: И перед младшею столицей Померкла старая Москва…
Таким образом, автор вводит современность — 30-е годы, обогащая поэму новым социальным и историческим опытом. Эта цепочка свидетельствует о стремлении Пушкина к широким историческим обобщениям, о притязании на художественное выражение философии истории. Во вступлении возникает историческое прошлое. Мы видим Петра I, обдумывающего великие планы преобразования России, «в Европу прорубить окно», основав новую столицу. Самый фон, на котором он изображен — хмурая дикая природа, еще более подчеркивает грандиозность планов Петра, взгляд, который устремлен в даль. Здесь, как и в «Полтаве» судьей деяний Петра явилась история, последнее слово за ней. Прошло сто лет, и мы видим, как чудесно преобразился суровый край. Строгая красивая северная столица является как бы доказательством необходимости, разумности деятельности Петра и все вступление звучит как торжественный гимн во славу Петра и его деяний.
Таким образом, во вступлении совершенно ясно определена позиция Пушкина по отношению к петровским реформам: эти реформы оправданы необходимостью, т. е. во вступлении ничего нового в оценку Петра по сравнению с 20-ми годами Пушкин не вносит. Вслед за одическим вступлением идет основная фабульная часть поэмы, где он рассказывает о наводнении 1824 года, т. е. пушкинской современности. И чем значительнее вступление, тем контрастнее современная петербургская жизнь. В этой части сохраняется связь с прошлым, с основанием Петербурга, и связь эта устанавливается через памятник Петру.
Петр как живое лицо замене монументом. Медный всадник — это как бы Петр, взятый в историческом аспекте, это дело Петра. Пушкина теперь интересует не жизнь Петра, а жизнь России после петровских преобразований. Перед нами город социальных контрастов, человеческого горя и забот, даже природа мрачна в Петербурге. И вот появляется единственный живой человек — мелкий чиновник Евгений. Пушкин не идеализирует этого героя. Евгений бедный труженик, хотя и потомок старинного рода, все его заботы о куске хлеба, с ним входит в русскую литературу тема «маленького человека». Но у него есть светлые мечты, в его сердце живет любовь. И вдруг он оказывается свидетелем страшного наводнения, его невеста гибнет у него на глазах. Евгений потрясен, его тревожат теперь думы, кто повинен в гибели людей, и опустившийся, крайне истощенный, он оказывается перед Медным всадником. И у него появляются мысли: это Петр I заложил город на гнилом болоте, безумие просветляет ум короля Лира, и у Евгения впервые прояснились мысли во время безумия, впервые его мысли от житейских восходят к размышлениям о России и государстве, которое Петр основал. Евгений видит причину бедствий в столице и государстве. Последняя встреча с отлитым в металл монументом «державца полумира» на миг превращает «бедного безумца» в исполненного ненависти и возмущения бунтаря:
Он мрачен стал Пред горделивым истуканом И, зубы стиснув, пальцы сжав, Как обуянный силой черной, «Добро, строитель чудотворный! Шепнул он, злобно задрожав, Ужо тебе!…» И вдруг стремглав Бежать пустился.
Но бунт Евгения бесперспективен, это бессильная вспышка протеста одиночки, он ничего не может сделать против самодержавного властелина России. Заканчивается поэма картиной заброшенного, пустынного острова, где похоронен Евгений. Печальная картина заброшенности могилы говорит о сочувствии автора к Евгению. В этом произведении светлый и величественный образ созидателя, творца — Петра, противопоставлен образу страшного и беспощадного Медного всадника, топчущего все живое. И думается, что одной из глубоко скрытых политических идей этой поэмы, запрещенной Николаем I, была идея о том, что русский абсолютизм, некогда сыгравший прогрессивную роль в развитии страны, через сто лет после Петра превратился в реакционную силу, задержавшую всякое движение вперед. И чем враждебней становилось отношение Пушкина к Николаю I, тем светлее казался поэту образ Петра I («Пир Петра I») как великого деятеля своей страны. Пушкин отметил в своих заметках, что Петр простил многих знатных преступников, пригласил их к своему столу и пушечной пальбой праздновал свое примирение с ними. Это Пушкин и отразил в стихотворении «Пир Петра I»: Петр с подданными мирится, с опальным Долгоруким:
Виноватому вину Отпуская, веселится: Кружку пенит с ним одну; И в чело его целует, Светел сердцем и лицом; И прощенье торжествует, Как победу над врагом. Оттого-то шум и клики В Петербурге — городке, И пальба, и гром музыки, И эскадра на реке; Оттого-то в час веселый Чаша царская полна, И Нева пальбой тяжелой Далеко потрясена…
Степень трезвости в оценке фактов свидетельствуют, насколько Пушкин превосходил современников, даже позднее приступавших к петровской теме. Вот что, например, говорится о царе в труде Н. А. Полевого «История Петра Великого»: «Он родился предназначенный, он совершал предопределение божее, он не мог жить иначе, и бытие его составлял подвиг его…», «…Указывать на ошибки его нельзя, ибо мы не знаем: не кажется ли нам ошибкою то, что необходимо в будущем, для нас еще не наставшем, но что он уже предвидел… В частной, семейной жизни добродетели человека и христианина соединялись в Петре Великом. Он был добрый сын, нежный брат, любящий супруг, чадолюбивый отец, домовитый хозяин, тихий семьянин, верный друг» . Разве это характеристика Петра? Уж каким христианином и радетелем в семейной жизни был Петр, этого Пушкин не обошел. Какая была нужда в бесконечных строгостях, чтобы бывшая царица — монахиня Евдокия Лопухина была высечена и перевезена из Суздаля в Москву и затем в новую Ладогу, а царевна Мария Алексеевна заключена в Шлиссельбург? А дражайшая императрица Екатерина, «марленбургская девка», примерно была наказана за прелюбодеяние с камергером фон Монсом: Петр провез ее вокруг эшафота, на котором торчала отрубленная голова любовника; только на одре смерти, кажется, Петр простил жену.
Три царствования в поэме «Медный всадник»