Творческий опыт Кантемира и его значение в литературе русского критического реализма

Сатиры Кантемира представляют собой очень значительное явление в истории русской общественной мысли. В них сказались самые сильные стороны идеологии петровского времени, те идеалы эпохи, которые в основном соответствовали чаяниям широких народных масс. Как нравописатель Кантемир стоит очень высоко, превосходя в этом отношении всех других русских литературных деятелей XVIII в. Особенно поразительно его умение в нескольких (иногда буквально в двух-трех) словах афористически обрисовывать характер человека, выделяя его важнейшие, типические черты. От влияния сатирического творчества Антиоха Кантемира не были свободны даже писатели, чуждые ему идейно и стилистически. Так, Сумароков, презрительно отзывавшийся о произведениях Кантемира, в своих сатирах испытал, очевидно, против своей воли воздействие творческих приемов Кантемира.

Творческий опыт Кантемира сохранил свое значение и в литературе русского критического реализма, хотя стихотворная форма Кантемира к этому времени совершенно устарела. Здесь сыграло роль мастерство типизации, присущее его сатирам и во многом приближающееся к реалистическому. Знаменитый стих Кантемира «Смеюсь в стихах, сам о злонравных плачу» как бы предваряет гоголевский «зримый смех сквозь незримые миру слезы». Преемственность между Кантемиром и Гоголем была отмечена В. Г. Белинским.

В 1730 г. Кантемир решил испытать свои силы в совершенно другом жанре. Он начал работу над героической поэмой о Петре I, дав ей торжественное название «Петрида». К этой теме писатель обратился, движимый как горячим чувством любви к преобразователю России, так и гражданским долгом: никто из поэтов того времени еще не попытался создать достойного литературного памятника Петру I и его делу, и единственно достойной формой для этого могла, конечно, быть только героическая поэма. В теории классицизма она стояла на самой высокой ступени иерархической лестницы жанров.

По замечанию А. Н. Соколова, уже само заглавие произведения сигнализировало связь поэмы с традициями классической эпопеи (вспомним «Энеиду» Вергилия). Начиная работу над «Петридой», Кантемир явился тем самым первым из русских поэтов XVIII в., первым из поэтов-классицистов, создающим русский героический эпос. Непосредственным поводом для написания «Петриды» послужила быстрая смерть Петра I, поразившая его современников. Первая и единственная книга поэмы Кантемира носит подзаголовок «Описание стихотворное смерти Петра Великого, императора Всероссийского» и начинается такими стихами:

Я той, иже некогда забавными слоги, Не зол, устремлял свои с охотою роги, Бодя иль злонравия мерзкие преступки, Иль обычьем твердимы не в пользу поступки. Печаль неутешную России рыдаю, Смеху дав прежде вину, к слезам побуждаю, Плачу гибель чреэмерну в Роксолян народе, Юже введе смерть Петра перва в царском роде.

Кантемиру не удалось завершить свою поэму: сатирическое начало оказалось более свойственным его таланту. Тем не менее многие идейно-стилистические особенности его поэмы были впоследствии развиты русскими поэтами-классицистами, в частности М. Херасковым, и использованы при создании образцов русского героического эпоса. Так, в соответствии с рекомендациями своего друга Феофана Прокоповича (изложенными последним в курсе поэтики на латинском языке) Антиох Кантемир стремится насыщать свою «Петриду» не только античной, но даже христианской мифологией. Он широко использует в своей поэме русские географические названия, старается «прикрепить» произведение к отечественной почве, к отечественной истории.

Мифологизация поэмы осуществляется Кантемиром очень осторожно. Он не идет дальше чисто метонимического употребления имен Марса и Фебуса, а также других мифологических имен. Эти имена остаются в произведении только символами, носят лишь условный характер. Некоторое удивление исследователей вызывало то обстоятельство, что поэма Кантемира начинается прямо с описания смерти героя. Казалось непонятным, каким образом при такой композиции автор предполагал в последующих книгах (согласно теории классицизма, героическая поэма должна была состоять из двенадцати «песней» или из двенадцати книг) рассказать хотя бы об основных деяниях Петра, если рассказ о его жизни заканчивался уже в первой книге. Согласно предположению А. Н, Соколова, в первой книге поэмы герой не умирает, а лишь заболевает. Петру предстояло прожить еще целый год. Этот год и мог стать предметом повествования.

Однако едва ли можно полностью принять такое объяснение, ибо для героической поэмы, в которой должна была описываться жизнь выдающегося государственного деятеля, выбор сравнительно краткого, годичного промежутка времени между двумя болезнями (вторая смертельная) героя являлся бы нарушением всех норм поэтики, представлялся бы совершенно необычным. По-видимому, следует объяснять дело проще: Кантемир был так потрясен смертью Петра I, что, начиная свое произведение, невольно поступился клас-сицистскими правилами, чтобы передать свое искреннее горе. Волнение заставило поэта отклониться от обязательной традиции.

«Петрида» интересна и как первое в русской поэзии произведение, выдержанное в высоком стиле (в ломоносовском понимании этого слова). В это время теория трех стилей, как известно, еще не была сформулирована. Однако Кантемир, прекрасно чувствовавший стилевые оттенки современного ему литературного языка, воспользовался именно церковно-славянской архаикой для придания своему произведению необходимой торжественности. Поэма пестрит старославянскими речениями. Кантемир проявил и в «Петриде» значительное художественное мастерство. Он сумел оживить повествование различными стилистическими фигурами. Так, рассказывая, что творец озирает всю вселенную, поэт, чтобы подчеркнуть необъятность мира, прибегает к анафоре:

Когда всесильный творец, правящий всем славно, Подъял веки всевидно и с единым взглядом Узрел все, что на небе, на земле, под адом, Узрел, что искони знал мир, в злобах обильный, Узрел, как слабейшего топчет, теснит сильный…

Само намерение всевышнего умертвить Петра I объясняется в поэме тем, что «муж, толь славный», недостоин, по мнению творца, земной жизни и должен быть вознесен на небо.

Следует иметь в виду, что понятие художественности в разные периоды истории литературы несет различный смысл. В XVIII в. многое из того, что впоследствии казалось только многословной риторикой и ходульной патетикой (например, В. Белинскому), вызывало у читателей эстетическое волнение. В данном случае речь идет о художественности под современным углом зрения, о мастерском, превышающем требования своего времени употреблении Кантемиром поэтических средств.

Под пером сатирика Кантемира осуждению подвергаются не отвлеченные пороки, а вполне конкретные недостатки конкретной русской действительности начала XVIII в. За условными мифологическими именами современники, несомненно, без труда узнавали своих знакомых, а порой и самих себя. Именно это привело Кантемира к пессимистическим выводам о бессмысленности и опасности сатирического творчества, о невозможности исправить нравы людей (вывода, впрочем, отвлеченного, не заставившего поэта прекратить писание сатир).

У Кантемира обнаружилось множество врагов. Уже первая его сатира вызвала ярость церковников, и один из наиболее влиятельных деятелей церкви того времени Малиновский жаловался на сатирика в высшие церковные и государственные инстанции.

Кантемир вводил в свои сатиры чисто русские образы. Таков, например, образ святоши Варлаама (вторая редакция третьей сатиры). Злободневный и ярко обличительный характер носит картина повального пьянства в «день святого Николая» (пятая сатира). Изображение судебных волокиты и крючкотворства в первой редакции пятой сатиры также тесно связано с бытом того времени.