Творчество Петрушевской и «эпос катастрофы» XX века

Петрушевская пишет «эпос катастрофы» XX в. Поэтому абсурд в ее произведениях явлен двояко: взятый из самой жизни, фактический, с легко узнаваемыми героями-современниками, и условный, основанный на смещении реальных плоскостей, нарушении жизнеподобия («Новые Робинзоны», «Сказки для взрослых», «Реквиемы», «Песни восточных славян», «Сны одиноких душ», «В садах других возможностей»). Намечая ли картину грядущего апокалипсиса в «Новых Робинзонах», вырастающую из реально существующей тенденции к самоубийству общества, высвечивая ли патологию массового сознания в фантастических рассказах «Луны» (цикл «Сны одиноких душ», 1973), «Гигиена» (цикл «Сами хороши», 1990) или в рассказе о необыкновенном человеке-розе, у которого от ежедневного полива (научный эксперимент, причем неудачный!) промокли ноги, из-за чего он утратил свой аромат («Сказки для взрослых», 1990), показывая ли абсурд жизни умерших в коротких «Реквиемах», посвященных им, или эсхатологический ужас потомков «переродившихся» славян, писательница обнажает разорванность сознания человека и приходит к выводу: причины дегуманизации кроются во внутренней несвободе индивидуума. Абсурд как художественный прием способен помочь новому узнаванию давно примелькавшихся явлений.

Искусство XX в., обогатившись достижениями модернизма, внесло немало коррективов в понимание термина «литературный герой». Не всегда поведение героя объяснимо непременно конкретной социальной действительностью. В отдельных случаях он может интересовать писателя не как определенный человеческий характер, психологический тип, но как абстракция, как лицо, действующее в той или иной ситуации, которая нужна автору для проверки каких-либо собственных мыслей. Рассказы и повести Петрушевской — примеры нетрадиционной «другой» прозы, где отсутствует нарочитая дидактика, учительство по отношению к читателю, где, как и в драматургии «новой волны», дается установка на игру, остраненность. Петрушевскую интересуют именно ситуации. Личность же рассматривается ею как кирпичик общего мироздания, как фигура на шахматной доске. Поэтому вряд ли возможно поверять героев писательницы привычными мерками типичности, следует внимательнее вдуматься в законы искусства, принятые самим художником. И хотя все персонажи писательницы, даже неодушевленные предметы («Роза», «Жил-был будильник» и т. п.), несут черты своего времени, они прежде всего литературны, как сказали бы в прошлом столетии, созданы «для искусства». Правила любой игры исключают подсказку.

Многочисленные детские сказки Петрушевской преследуют, очевидно, одну самую главную педагогическую цель — ввести ребенка в волшебный мир сочинительства, чтобы он, желая услышать продолжение, торопил: «Ну, мама, ну!». Именно такое название дала писательница подборке «Сказок, рассказанных детям» (1993). Перед читателем произведений Людмилы Петрушевской предстает емкий синтетический образ бытия, воссоздаваемый с помощью второй — художественной — реальности, своеобразной и неповторимой.

Литература

Петрушевская Л. С. Собр. соч.: В 5 т. — М., 1996. Петрушевская Л. С. Сказки. — М., 1997. Желебцева С. Проза Петрушевской. — Якутск, 1996. Мильман И. Читая Петрушевскую: Взгляд из-за океана. — СПб., 1997. Вирен Г. (О Л. С. Петрушевской) Октябрь. — 1989. — № 3.