В чем сходство и различие жизненной позиции автора и главного героя романа?

Прочитан «Евгений Онегин», и как будто поставлена точка, но в душе еще живут неповторимые, удивительные строки. Их уже невозможно забыть, их нельзя сразу начать анализировать, просто нужно замереть, затаиться на время, чтобы пережить этот восторг, вызванный соприкосновением с высочайшим искусством. Хочется просто побыть на этой высоте, а потом, через какое-то время, позволить себе вновь погрузиться в царство образов, рифм, в судьбу главных героев и тогда уже попробовать понять, что ты чувствуешь по отношению к каждому из них.

Итак, я снова открываю «Евгения Онегина» . Неожиданно я понимаю, что собираюсь не читать, а слушать вдохновенный рассказ своего старого друга — Автора. Кто он? Сторонний наблюдатель или заинтересованное лицо? Его биография отчасти совпадает с пушкинской, но можно ли считать это прямой связью поэта с его лирическим героем?

Скорее, нет: связь персонажа романа и реального прототипа всегда очень сложна. Пушкин постепенно обособляет образ Автора — и от собственной личности, и от образа главного героя. Автор, каким он предстает в многочисленных «лирических отступлениях» , связан с Онегиным дружескими узами, но чем выше, тем меньше совпадает с ним во вкусах, пристрастиях, взглядах. Автор такой же полноправный участник событий, как Евгений Онегин, Татьяна, Ленский. Действие романа разворачивается с зимы 1819 до весны 1825 года .

Время же создания романа определено другими временными рамками: 1823-1830 годы. Таким образом, становится очевидным, насколько жизненный путь Автора отличается от судьбы его героя. Из многочисленных намеков, рассыпанных по тексту первой главы, можно заключить, что Автор претерпел некую превратность судьбы, что он гоним и, возможно, сослан . С Онегиным его роднит чувство разочарования: «младые дни» его неслись в вихре света; жизнь была поделена между театром и балами; стройные ножки вдохновляли его, но — увы! — об этом приходится лишь вспоминать: Во дни веселий и желаний Я был от балов без ума: Верней нет места для признаний И для вручения письма. О вы, почтенные супруги!

Вам предложу свои услуги; Прошу мою заметить речь: Я вас хочу предостеречь. Вы также, маменьки, построже За дочерьми смотрите вслед: Держите прямо свой лорнет! Не то… не то, избави Боже! Я это потому пишу, Что уж давно я не грешу.

Знакомство с Онегиным и происходит в тот момент, когда хандра настигает обоих: «Я был озлоблен, он угрюм». Из такого разочарованного состояния, очевидно, есть два выхода: в деятельную политическую оппозицию и в страдательно-никчемную жизнь «лишнего человека». Онегину поначалу оставлены две возможности; впоследствии сюжет «столкнет» его на вторую дорогу. Однако Автор, судя по всему, выбирает первую: намеки на его изгнанничество звучат постоянно. Время от времени он напоминает читателю, что живет вдали от шумных столиц: сначала где-то в «Овидиевых краях», затем — в имении, в глубине «собственно» России .

Позже мы узнаем, что Автор жил в Одессе, где и встретился вновь с Онегиным, путешествующим в тех краях: Спустя три года, вслед за мною, Скитаясь в той же стороне, Онегин вспомнил обо мне. Автор постоянно вторгается в повествование . Он забалтывает читателя, увлекая его не только историей героев, но и своей собственной историей, полной приключений и интриг. Надо отметить, что его ирония распространяется не только на героев романа, но и на самого себя. От главы к главе меняется не только настроение Автора, но и его отношение к главному герою, а также стиль общения с читателем.

Если в начале романа Автор называет Онегина «добрый мой приятель», то постепенно он отдаляется от него и даже заявляет: Всегда я рад заметить разность Между Онегиным и мной. И даже несколько язвительно продолжает: Как будто нам уж невозможно Писать поэмы о другом, Как только о себе самом. им образом, становится очевидным: Автор ни в коем случае не хочет, чтобы его идентифицировали с главным героем. Когда в повествовании появляется Татьяна, Автор проникается к ней такой симпатией и даже любовью, что невольно начинает смотреть на все происходящее ее глазами. Его идеалы становятся более патриархальными, национальными, «домашними».

Эти перемены скрыты под покровом все той же насмешливой интонации, в которой ведется разговор с читателем. «Серьезную» точку зрения на Евгения Онегина как на оппозиционера Автор передоверил глуповатым провинциальным помещикам, соседям Онегина по дядиному имению . Только они способны считать Евгения Онегина «опаснейшим» чудаком и даже «фармазоном». Автор, а с ним, конечно, и читатель смотрят на него все более трезвым взглядом. Последняя, восьмая, глава дает совершенно новый образ Автора, так же, как и новый образ Евгения Онегина.

Автор и герой, разочарованные в «наслажденьях жизни» в начале романа, одновременно начинают новый виток судьбы — в его конце. Автор многое пережил, многое познал со времен «светского» периода своей жизни. Он обращается к истоку — лицейским дням, когда ему открылось таинство Поэзии. Этот путь незнаком и невозможен для Онегина, не обладающего талантом и даже не умеющего отличить «ямб от хорея».

Он так и не сумел найти себя ни в общественной жизни, ни в любви. Автор прощается с Онегиным «в минуту злую для него». Создается впечатление, что герой ему порядком надоел.

Он предлагает читателю оставить Онегина: Надолго… навсегда. За ним Довольно мы путем одним Бродили по свету. Поздравим Друг друга с берегом. Ура!

Давно б пора! Завершая роман, Автор прощается с читателем, с которым у него установились задушевные, и даже дружеские, отношения: Кто б ни был ты, о мой читатель, Друг, недруг, я хочу с тобой Расстаться нынче как приятель. Таким образом, читатель как бы занимает место, первоначально уготованное Онегину. Подводя итог, можно предположить, что расхождение Автора и героя во многом обусловлено наличием таланта и твердой гражданской позиции у первого и отсутствием таковых у второго.

Онегин достаточно ординарен и душевно ленив. Все события, происходящие с ним, Автор принимает гораздо ближе к сердцу, чем он сам. Однако Онегину тоже дается возможность понять, что он способен на высокий порыв, узнать все то лучшее, что есть в его душе, и — как знать — может быть, когда-нибудь ему снова придется обнаружить в себе эту глубину чувств, эту «бурю ощущений».