«Все, все по-старому, бывалому…»

Традиции и новаторство в стихотворении А. А. Блока. 11-й класс

Одна из важнейших задач в преподавании школьного курса словесности — выработка у учащихся представления о литературе как о процессе, то есть о совокупности не разрозненных, а взаимосвязанных и взаимообусловленных явлений. Это легче делать на примерах из прозы, где преемственность сюжетов, мотивов, характеров, важных деталей нагляднее и потому доступнее восприятию. Сложнее показать идейно-тематическую преемственность, если речь идет о лирических произведениях. Здесь, как правило, восприятие формы преобладает над восприятием содержания, так что звучание заслоняет смысловое наполнение произведения или, по словам Б. Пастернака, «образ мира, в слове явленный». Тем более в этом случае важно привить юным читателям навыки исследования текста, умение определять традицию, а затем и своеобразие сочетающегося с ней авторского новаторства.

Ниже приводится опыт такой работы с учащимися 11-х классов гуманитарного лицея на примере одного лирического стихотворения Александра Блока.

В 1906 году Блок написал стихотворение «В октябре», вошедшее в цикл «Город». Стихотворение, состоящее из десяти строф, условно можно разделить на три части. Первые четыре строфы — это картина, увиденная в окно:

Открыл окно. Какая хмурая Столица в октябре! Забитая лошадка бурая Гуляет во дворе.

Снежинка легкою пушинкою Порхает на ветру, И елка слабенькой вершинкою Мотает на юру.

Жилось легко, жилось и молодо — Прошла моя пора. Вон — мальчик, посинев от холода, Дрожит среди двора.

Все, все по-старому, бывалому, И будет как всегда: Лошадке и мальчишке малому Не сладки холода.

Описанная картина имеет адрес — «столица», то есть перед нами не безымянный городской, а конкретный петербургский пейзаж. Однако если мы выделим в нем ряд ключевых образов:

Забитая лошадка бурая… снежинка легкою пушинкою… мальчик, посинев от холода, дрожит среди двора, —

То сквозь черты городского осеннего пейзажа перед нами все явственнее начнут проступать черты другого, знакомого с детства, но не осеннего, а зимнего, и не городского, а деревенского пейзажа. Это хрестоматийное описание зимы из пятой главы «Евгения Онегина», начиная от слов «Зима!.. Крестьянин торжествуя…», и далее с рядом памятных ключевых образов:

Его лошадка, снег почуя… Бразды пушистые взрывая… Вот бегает дворовый мальчик…

Причем у Пушкина это тоже картина, увиденная в окно:

Проснувшись рано, В окно увидела Татьяна…

Конечно, в сравнении с пушкинским описанием описание Блока представляет существенно редуцированную картину. Каждого образа тут коснулась своя убыль, и в целом все претерпело заметный ущерб: обильные «бразды пушистые» уменьшились до снежной «пушинки», порхающей на ветру; дворовый мальчик, которому от холода было не только «больно», но и «смешно», лишился чувства радости и превратился в дрожащего мальчишку, которому «не сладки холода»; даже «лошадка» и та убавила свой ход и уж не «плетется рысью как-нибудь», а просто «гуляет во дворе». Однако между двумя картинами существует связь, как между двумя звеньями одной цепи, пространственно удаленными друг от друга.

Достаточно подготовленные старшеклассники могут определить и промежуточные звенья этой литературной цепи, позволяющие проследить ход трансформации первоначальных образов. В предыдущем курсе, то есть в программе 10-го класса, подробно изучались лирика Некрасова и Роман Достоевского «Преступление и наказание». Образ «забитой лошадки» закономерно вписывается в рамки «петербургской» темы, представленной этими писателями, и отсылает нас сразу к двум знакомым источникам — поэтическому и прозаическому. У Некрасова это стихотворение «До сумерек» из петербургского цикла «О погоде»:

Под жестокой рукой человека Чуть жива, безобразно тоща, Надрывается лошадь-калека, Непосильную ношу влача.

Вот она задрожала и стала. «Ну!» — погонщик полено схватил — И уж бил ее, бил ее, бил!

Трагическая сцена избиения обессиленной лошади повторяется в романе «Преступление и наказание» в первом из трех символических снов Раскольникова. То, что сон Раскольникова создан на основе стихотворной сцены Некрасова, хорошо показал В. Я. Кирпотин в своей работе «Разочарование и крушение Родиона Раскольникова»