Хуан Рамон Хименес (Juan Ramon Jimenez, 1881-1958)

Хуан Рамон Хименес (Juan Ramon Jimenez, 1881 — 1958) родился в небольшом андалузском городке Могере. Сюда же он неизменно возвращался из столицы и недолгих путешествий по Франции. Жизнь его небогата событиями, но полна напряженного, непрерывного поэтического труда. За полвека творческой деятельности он опубликовал более двадцати стихотворных сборников, множество прозаических произведений и литературно-критических трудов.

К тому же свою работу над стихами он называл «творчеством в развитии»: многие произведения он переделывал десятки раз.

Хименесу не было и 16 лет, когда в журналах появились его первые стихи, а в 1900 г., приехав в Мадрид, он привез рукопись двух поэтических сборников, вышедших в том же году под названиями «Души фиалки» (Almas de violeta) и «Кувшинки» (Ninfeas). Уже эти стихотворения, еще юношески незрелые, свидетельствовали о его интересе к модернистской поэзии Латинской Америки, а после появления в печати сборников «Стихи» (Rimas, 1902), «Печальные арии» (Arias tristes, 1903), «Далекие сады» (Jardines lejanos, 1904), «Чистые элегии» (Elegias puras, 1908) и других он был единодушно провозглашен крупнейшим испанским поэтом-модернистом. Да и сам Хименес не раз признавал свою принадлежность к этому течению.

В поисках Истины-Красоты молодой поэт вовсе не отрекался от окружающего мира. Прав был Асорин, когда писал в 1913 г.: «Приближение к реальной жизни — вот что определило великолепный расцвет нашей лирики и сделало возможным появление такого тонкого и изящного поэта, как Хуан Рамон Хименес». Другое дело, что круг реальных явлений, к которым обращается поэт на первых порах, сравнительно узок: природа и любовь — чуть ли не единственные темы его стихов. Субъективизм — одна из важнейших особенностей ранней поэзии Хименеса.

После наивной и по-юношески безыскусной поэзии ранних сборников приходит пора, когда поэт, жадно впитывая чувственную красоту, облекает ее во все более многоцветные образы и мелодические строки. Необычайная музыкальность стихов — одна из важнейших особенностей поэзии Хименеса этого периода; «музыка слов, стиха, идей», как выразился Анхель Вальбуэна Прат,- «музыкальность более внутренняя, чем внешняя», и потому отлично сочетавшаяся с импрессионистским пристрастием к цветовым впечатлениям. В некоторых книгах эти качества даже излишне акцентированы. Так, например, о сборнике «Весенние баллады» Хименес позднее сам писал: «Эти баллады несколько поверхностны — в них больше музыки губ, чем музыки души». Но в лучших стихотворениях этого периода на первый план выступает именно «музыка души», поиски редкой в окружающем мире, но тем более дорогой поэту гармонии его поэтического мироощущения с реальностью. Не случайно Хименес всегда решительно опровергал критиков, утверждавших, что он искал прибежища от земных бурь в «башне из слоновой кости». К моменту, когда его поэзия обрела черты законченности, зрелости, Хименес сформулировал девиз своего творчества: «Etica estetica». Своеобразие этого девиза в том, что каждое слово, его составляющее, может быть и прилагательным, и существительным, определением и определяемым. Но как ни расшифровывать его — «этическая эстетика» или «эстетическая этика», в любом случае он предполагает выход за пред^.:ы прекрасной формы, серьезное и уважительное отношение к жизни, источнику поэзии и, следовательно, «музыки души». Подтверждением этого стала, например, прозаическая книга «Платеро и я» (Platero у уо, 1914), недаром носящая подзаголовок «Андалузская элегия». Это необыкновенно поэтический рассказ о «друге» Хуана Рамона Хименеса ослике Платеро, а заодно и повествование о родном крае, о простых людях и’ маленьких событиях маленького городка Андалузии.

Точно так же и в зрелых стихах Хименеса за богатством красок и звуков таится редкий дар заинтересованного наблюдателя, обнаруживающего в самых простых и знакомых всем явлениях внешнего мира неожиданные связи, неведомые грани. Сам Хуан Рамон Хименес позднее подчеркивал, однако, что все эти произведения первого периода были лишь прелюдией к «истинной» поэзии. Уже «Духовные сонеты» (Sonetos espirituales, стихи 1914- 1915 гг., опубликованы в 1917 г.) представляют новый период творчества Хименеса, к которому относятся книги «Дневник поэта-молодожена» (Diario de un poeta recien casado, стихи 1916 г., опубликованы в 1917 г.; позднее сборник выходил под названием «Дневник поэта и моря» — Diario del poeta у del mar), «Вечности», «Камень и небо» (Piedra у cielo, стихи 1917 — 1918 гг., опубликованы в 1919 г.), «Красота» (Belleza, стихи 1917-1923 гг., опубликованы в 1923 г.) и др.

Основной смысл поворота в своем творчестве поэт определил как поиски «чистой поэтической сущности». В предисловии к сборнику «Дневник поэта-молодожена» Хименес писал: «Надо не искать новые пути, не идти вперед, а углубляться; постоянное углубление все того же». В поэзии следует максимально избегать описания внешнего мира, чувств, вообще описательности; надо стремиться к максимально простому, непосредственному и возможно более точному выражению мысли. «Под простым,- разъяснял поэт, — я разумею то, чего достигаю наименьшими ухищрениями, а под непосредственным — достигнутое без всякого усилия». Предельная простота, прозрачная ясность, безыскусность действительно прочно вошли в поэзию Хи-менеса с конца второго десятилетия. Стихи обретают предельную» лаконичность, афористичность; поэт почти полностью отказывается от точной рифмы, излюбленными формами, в которые отливается теперь его мысль, становятся народный романсовый стих, традиционные размеры классической испанской поэзии, представленные в «кансьонеро». Однако поиски «чистой поэтической сущности» отнюдь не ограничиваются только формой. «Углубляться» значит для поэта «объяснить» эволюция поэзии Хименеса от наблюдения к прояснению сути и есть смысл перелома, обозначившегося в его творчестве. Объяснить смысл явления поэт стремится, освободив его внутреннюю сущность от всего случайного, внешнего, наносного. Поэт восклицает:

Дай мне, разум, точное имя каждой вещи!

И пусть мое слово

Превратится в нее, сотворенную заново мной.

(Пер. А. Гелескула)

Как реализует эту программу Хименес, можно проследить на следующем примере. Еще в сборнике «Стихи», в стихотворении «Ноктюрн» (Nocturno), описывая пустынный ночной сад, поэт говорил: «Деревья неподвижны, и так робок их покой, что, недвижимые, они кажутся более живыми, чем тогда, когда колышутся ветви». Позднее, при переиздании стихотворения, Хименес заменил в общем случайное в этом контексте слово «робок» (medroso) на «человечен» (humano); строфа сразу приобрела гораздо более живое содержание. Но и здесь дело идет лишь об уподоблении деревьев людям. Двадцать лет спустя Хименес пишет стихотворение «Деревья-люди» (Los arboles hombres). Лирический герой проникает в вечерний парк: «…деревом стал меж деревьев, и услышал их разговор». Настал рассвет, он двинулся к реке, но…

Я услышал их добрый шепот…

И не смог я предать деревья,

Что поверили вдруг в меня.

Знает полночная тишина,

Как я с ними беседовал допоздна.

(Пер. И. Горской)

Былое уподобление не просто разрослось в целое стихотворение, изменился его философский подтекст: для зрелого Хименеса нет границ между природой и человеком, между «живым» и «неживым». Утверждение единства всего сущего — такова идейная доминанта поэзии Хименеса зрелого периода.

Наиболее полное воплощение эти идеи получили уже в стихах, написанных в последние десятилетия его жизни.