Язык Шмелева
Великолепный, «отстоянный» русский язык автобиографического цикла Шмелева отмечали все без исключения, кто говорил о его творчестве. «Без преувеличения, не было подобного языка до Шмелева в русской литературе… Писатель расстилает огромные ковры, расшитые грубыми узорами сильно и смело расставленных слов, словец, словечек, словно вновь заговорил старый шмелевский двор на Большой Калужской улице в Москве. Теперь на каждом слове — как бы позолота, Шмелев не запоминает, а реставрирует слова.
Издалека, извне восстанавливает он их в новом, уже волшебном великолепии. Отблеск небывшего, почти сказочного… ложится на слова» . Действительно, о многих находках Шмелева хочется сказать словами трактирщика Крынкина, обращенными к отцу главного героя: «Ну, кажинное-то словечко ваше… как навырез! так в рамочку и просится! Так и поставлю в рамочку — и на стенку-с!» Вот лишь некоторые примеры. «…Кап-кап… кап-кап-кап… кап-кап…
Уже тараторит по железке, попрыгивает-пляшет, как крупный дождь. Я просыпаюсь под это таратанье, и первая моя мысль: взялась! Конечно, весна взялась.
Вон как капель играет… — тра-та-та-та!» . В ритмическом рисунке фраз, повторе т, р, шмелевском неологизме таратанье слышится звон весенней капели. Живая, ощутимая «ткань русского быта» возникает из шмелевского слова, рождаясь прямо на глазах читателя: «Рождество… Чудится в этом слове крепкий, морозный воздух, льдистая чистота и снежность. Самое слово это видится мне голубоватым.
Даже в церковной песне — Христос рождается — славите! Христос с небес — срящите! — слышится хруст морозный». Каждый Праздник — Рождество, Пасха, Троица, масленица — это одновременно и реальное событие, происшедшее много веков назад, сакральное значение которого закрепилось в Празднике, и конкретный предмет — символ связи мира земного с миром иным, нездешним, но чаемым душой человеческой. Слово масленица вмещает в себя и «ухабистую снежную дорогу, уже замаслившуюся на солнце», и живую радость приближающейся весны, и бесчисленные стопки жирных блинов с пылу с жару, и чудесную «масленицу» старичка Егорыча — маленькую модель Вселенной. «Я любуюсь-любуюсь «масленицей», боюсь дотронуться — так хороша она.
Вся — живая! И елки, и медведики, и горы… и золотая над всем игра. Смотрю и думаю: масленица живая… и цветы, и пряник — живое все.
Чудится что-то в этом, но — что? Не могу сказать».
Язык Шмелева