«Демоническая» фантастика в произведениях Орлова

«Альтист Данилов» — роман о вечных ценностях, о большой любви как основе творчества. В этом поэтическом и воздушном, как музыка, произведении переплелось все: и безудержный полет фантазии, и острая социальная сатира с реальными свидетельствами, пусть и недавней, нашей истории. Главный герой — демон, но он и человек тоже. Используя приемы фантастики и романтического реализма, писатель говорит о музыке, творчестве, о положении художника в обществе. О Данилове в романе Орлова сообщается: «Он и всегда был красив » и через несколько строк красота героя подчеркивается в комическом контексте: «он остался красив» даже в марлевой противогриппозной повязке. Данилов в трудный момент своей жизни с целью успокоиться, снять напряжение прибегает к своему излюбленному средству — купанию в молниях. Молнья и туман описываются очень подробно, с использованием научной терминологии, с указанием конкретной географии происходящих событий. Тем не менее сообщается, что купание в молниях Данилова немного успокоило, то есть сердечный ропот действительно несколько заглушен в толпе стихий мятежной.

Суть заверений Данилова перед его демоническим начальством: он обещает приносить людям зло, как это полагается демону. » В сцене разбирательства Данилову предъявляют обвинения в добрых делах, в том числе в том, «что он, будучи в демоническом состоянии и пользуясь неземными средствами, не позволил утонуть четырем судам в Индийском и Тихом океанах»; «направил поток лавы мимо рыбацкого поселка» вел полуслепую старушку через улицу возле метро «Щербаковская». Возможно, эти моменты восходят ко второй и третьей черновым редакциям «Демона», где есть эпизод удаления Демона от злых дел и его

В романе Орлова герой-демон, «бессмертная по положению натура», живет среди людей и любит земную женщину Наташу. Данилов очень не хочет, чтобы в Девяти Слоях догадались о серьезности этого чувства. Оба процитированных фрагмента отзываются в романе в запрете для демонов и подчиненных им домовых любить земных женщин: «отца его за греховную земную любовь и за определенное своеобразие личных свойств навечно отослали на Юпитер»; «Наказать его в ту пору могли и за одну связь (коли посчитали ее серьезной) с земной женщиной», «Иван Афанасьевич не имел права любить земную женщину. Поэтому его и не стало». В этой ситуации опасность может грозить и самой женщине: «А как бы не пострадала Наташа от того, что он, Данилов, был теперь влюблен в нее, как бы не сгубила ее его земная любовь». В соответствии с первоисточником демоническая любовь действительно губительна:

Если Данилов не хочет и боится погубить Наташу, то у лермонтовского героя намерение погубить возлюбленную само собой разумеется, что особенно четко эксплицировано в черновых редакциях поэмы — Второй, Третьей и Пятой. Погубить Наташу намерен Кармадон (злой демон, какодемон), Данилов же (добрый демон, агатодемон) в этой ситуации оказывается аналогичным Ангелу поэмы Лермонтова, хотя в отличие от него не допускает даже временного искушения: «Он знал одно: не вызови он Кармадона на поединок, случилась бы беда. Даже если Наташе и было приятно пойти с Кармадоном в беседу, кончилось бы все для нее скверно»

В романе Орлова присутствует и популярный в западноевропейской литературе мотив зависти сверхъестественного существа к человеческой доле, возводимый обычно к «Русалочке» Андерсена.

Мечты Кармадона оказываются реальностью для Данилова: «И вышло решение, среди многих прочих: Данилова как неполноценного демона отправить на вечное поселение на Землю, в люди. Тем не менее, демонический компонент его натуры Данилову и на земле кажется лишним в его отношениях с Наташей: «Однако он считал, что не может теперь при Наташе хоть и на мгновение выйти из человеческого состояния.

Таким образом, в романе происходит реализация «многовековой мечты» духов и демонов стать человеком. Однако Данилов не хотел бы полностью «освободиться от Девяти Слоев, забыть о том, что они есть», потому что «не мог теперь отказаться от многих своих привычек» — купаний в молниях, полетов в Анды и т. д.; то есть особенные возможности оказываются не лишними для человека.

Перед главным героем романа Орлова стоят проблемы: зло Данилову не наскучило, а изначально было чуждо; ему приходится не побеждать презрение к людям, а наоборот, маскировать презрением свои симпатии к ним. Злобы мрачные забавы ему никогда не нравились, он только под давлением начальства «скрепя сердце вынужден был взяться за мелкие пакости, вроде радиопомех, разводов и снежных обвалов, при этом он устраивал неприятности лишь дурным, по его понятиям, людям». Сообщается также, что «не был Данилов способен на мелкую месть». Поэтому «лабораторным путем ученая комиссия установила в Данилове низкое содержание внутренней вредности».

Другие демоны злом как таковым не тяготятся, но разочарованы неэффективностью своей деятельности. «Порой какой-нибудь цивилизации устроишь встряску, что ужас, с потопами и извержениями, с моровыми поветриями, со взрывами губительных веществ, с кровью, с сожжением столиц, с ненавистью братьев друг к другу, со страданием мысли, но оставишь жизнь — и потом все, не сразу, постепенно, но обязательно расцветает мощно и пышно, как злак на перегное…» — сокрушается Кармадон и спрашивает: «Зачем мы со своими стараниями и соблазнами? Необходимо ли наше присутствие в мире? Новый Маргарит признает: «Есть ли от наших усилий толк? Скажем, на земле? Толку от наших усилий мало. Конечно, есть дела, и существенные, но… Ход земной цивилизации не мы движем и не мы тормозим. — А кто же? — спросил Данилов — Сами земляне. Тем не менее, ученый демон заключает: «Конечно, люди сами себе вредят. Но и нашего зла стоят».

На уровне сюжета оказывается, что люди сами могут выполнять функции демонов, то есть фактически подменять их деятельность своей. Так, Данилову поручено курировать хлопобудов, но выясняется, что роль искусителя для них уже выполняет Ростовцев.

Мы имеем дело с произведением сатирическим, основным приемом преобразования первоисточника оказывается своеобразное «перевертывание» сюжетных ходов и ситуаций, смена функций персонажей. При этом угадать, узнать отсылку к первоисточнику мы можем по отдельному включенному слову, которое в таком случае становится знаком, сигналом такой отсылки.

Первоисточник может подвергаться буквализации, игре смыслами, доведенной до абсурда конкретизацией деталей. В результате соблюдается основной принцип создания комического — несоответствие чего-либо чему-либо, обман ожидания. Этому же способствует «столкновение» отсылок к разным источникам, относящимся к разным литературным традициям, глубинная связь между которыми обычно не осознается широким читателем. Многочисленность отсылок и разнообразие преобразований усиливает комический эффект текста.