Драматургическое мастерство А. С. Грибоедова
А. С. Грибоедов разработал целую систему драматургических приемов, которые были призваны создать в пределах художественной сценичности иллюзию живой действительности. После стремительно легкого развития действия в первых сценах, когда быстро выясняется, что Софья и не ждет и не любит Чацкого, а в ответ на расспросы Фамусова Чацкий «встает поспешно» и уходит, в начале второго действия дана замедленная сцена между Фамусовым и Петрушкой. Барин распределяет свои визиты на неделю вперед, между тем готовящиеся бурные события этого дня опрокинут все его расчеты. И действительно, короткое затишье оказалось обманчивым. Входит Чацкий, и между ним и Фамусовым происходит крупное столкновение, в результате которого Фамусов кричит: «И знать вас не хочу, разврата не терплю». Но вот слуга докладывает о приходе Скалозуба.
Спор обрывается. Фамусов на время как бы мирится с Чацким и даже предупреждает его: «Пожалр-ста, сударь, при нем остерегись». Он пускается в похвалы Скалозубу, явно имея на него виды как на будущего зятя. Внимание временно переключается на Скалозуба, Чацкий остается в тени. Но и эта пауза готовит новый взрыв. Чацкий ввязывается в спор сразу с обоими, с Фамусовым и Скалозубом. Круг острых вопросов быстро расширяется. Его монолог «А судьи кто?..» является ответом на предыдущие монологи Фамусова и примитивные реплики Скалозуба. До этого Чацкий парировал нападение саркастическими репликами и замечаниями. В монологе он переходит к активной атаке на старый мир.
Огромного напряжения достигают события в третьем действии, когда Чацкий объявлен сумасшедшим. Но в начале четвертого действия вдруг происходит неожиданный спад напряжения. Гости разъезжаются. Чацкий с холодной, обезоруживающей иронией отвечает на реплики Репетилова и Загорецкого. Последние свечи гаснут, Чацкий остается один на один со своими мыслями. Заигрывания Молчалина с Лизой отвлекают внимание от Чацкого, как бы возвращая нас ко второму действию, в котором уже сделан намек на любовные похождения Молчалина. Чацкий и Софья — немые свидетели этой сцены. И потом новый, последний взрыв сарказма Чацкого в заключительном монологе, в котором получают завершение обе сюжетные линии комедии.
Грибоедов искусно раздвинул пространственные границы своей комедии. Он намекнул отдельными штрихами на большое количество лиц, остающихся за сценой. Мы узнаем о друзьях Чацкого, о том, что мир Фамусовых не исчерпывается даже толпой лиц, приглашенных на вечер. Все эти мельком упомянутые в разговорах лица: Максим Петрович, «Нестор негодяев знатных», московские «наши старички» и «наши дамы», вдова-докторша, всесильная Татьяна Юрьевна, ее муж Фома Фомич, «вечные французы» с Кузнецкого моста, французик из Бордо, арапка-девка, жокей — это реальный мир Фамусовых, скалозубов. Эта вереница лиц создает впечатление глубокой социальной перспективности и широты охвата жизни в «Горе от ума». С персонажами фона все время связаны герои, действующие на сцене. Недаром Фамусов в конце восклицает: «Ах! боже мой! что станет говорить княгиня Марья Алексевна!» Комический эффект этого возгласа усиливается тем, что до этого о всесильной Марье Алексеевне не было сказано ни слова.
Автор сумел избежать схематизма в изображении душевной жизни и поведения героев. Именно в этом Грибоедов заметнее всего разрушал традиции рационалистического классицизма. Он мастерски сумел передать сложность психологии персонажей, внутреннюю логику их чувств.
Искусный механизм зарождения и распространения сплетни о сумасшествии Чацкого прекрасно показал Ю. Н. Тынянов. Когда Чацкий узнал о том, что Софья его отвергает, он с горькой иронией говорит: «От сумасшествия могу я остеречься». Это пока лишь оборот речи, но он бессознательно закрепляется репликой Софьи: «Вот нехотя с ума свела!» Ее фраза не является еще прямым намерением объявить Чацкого сумасшедшим. Только уязвленная злоречием Чацкого по адресу любимого Молчалина, Софья на вопрос г-на N.. жадного до всяких новостей, бросает слова: «Он не в своем уме». Фраза приобрела прямое значение. Кроме того, она высказана третьему лицу. И все же даже здесь Софья еще не решилась объявить Чацкого сумасшедшим. Окончательно ее провоцирует г-н N.. пожелавший уточнить ее несколько уклончивый ответ. Он спрашивает в упор: «Ужли с ума сошел?» И здесь Софья еще колеблется. Она, как говорит в ремарке Грибоедов, отвечает «помолчавши»: «Не то чтобы совсем…» Но решение наказать Чацкого берет верх: «А, Чаш кий! Любите вы всех в шуты рядить, угодно ль на себе примерить?» И вот клевета стала расти, как снежный ком.
В комедии даже эпизодические лица выполняют свою, строго определенную, сценически выразительную роль. Самая незначительная реплика несет в себе характеристику персонажа. Заботясь о правильном понимании текста, Грибоедов тщательно разработал авторские ремарки. Эта режиссура автора составляет новаторскую черту его драматургии. Чацкий при первом своем появлении «с жаром целует руку» Софьи; в ответ на колкости Чацкого Софья говорит «громко и принужденно»; после обморока Софья, чтобы скрыть свое смущение, говорит, «не глядя ни на кого». Наталья Дмитриевна восклицает «тоненьким голоском»: «Князь Петр Ильич, княгиня! боже мой! Княжна Зизи! Мими!» — после чего следуют «громкие лобызания, потом усаживаются и осматривают одна другую с головы до ног». Последний свой монолог «Не образумлюсь… виноват» Чацкий сначала произносит «после некоторого молчания», потом «с жаром» и, наконец, «насмешливо».
Много написано о мастерстве индивидуализированного, афористического языка «Горя от ума». Грибоедов ввел в произведение живую разговорную московскую речь. В речи Скалозуба много выражений, характерных для военного службиста, который все меряет на свой аршин: «Дистанция огромного размера», «фальшивая тревога». Столь же характерна речь московских бар, собравшихся на вечер к Фамусову. Старуха Хлестова в таких выражениях отзывается о Чацком: «В его лета с ума спрыгнул! Чай, пил не по летам». Речь служанки Лизы — смесь простонародности и жеманности, столь естественная в устах горничной: «Ан вот беда»,- говорит она Софье, уверяя, что в любви барышни к Молчалину не будет прока «ни во веки веков». На заигрывания Фамусова она отвечает: «Пустите, ветренни-«ки сами, опомнитесь, вы старики…»
Наиболее сложна речь Чацкого. В ней много чисто разговорных выражений: «…ужли я здесь опять, в Москве! у вас!», «ни на волос любви! куда как хороши!» В ней немало оборотов, восклицаний, передающих повышенную эмоциональность влюбленного: «Ах! нет, надеждами я мало избалован», «И все-таки я вас без памяти люблю», «Как хороша!». Чацкий красноречив, он начинает с изысканной фразы: «Чуть свет — уж на ногах! и я у ваших ног». Но главное в речи Чацкого — гражданская лексика и фразеология. Мы встречаем здесь именно те речевые формулы, которые отражали стиль речи передовой молодежи накануне 14 декабря 1825 г. Чацкий вопрошает, требует, злословит, возмущается, негодует:
Где, укажите нам, отечества отцы, Которых мы должны принять за образцы?
Он с сарказмом бросает фразу: «И вот общественное мненье!» Здесь Грибоедов-реалист одержал не меньшую победу, чем в воспроизведении речи персонажей фамусовской Москвы. Грибоедов мастерски сочетает в диалоге законченные выражения мысли с краткими, односложными репликами, что в совокупности создает ту живую речь, которая еще никем до Грибоедова на сцене не воспроизводилась. Многие стихи «Горя от ума», как предсказывал А. С. Пушкин, действительно вошли в пословицы, так как они являются афоризмами, меткими, легко запоминающимися формулами.
Драматургическое мастерство А. С. Грибоедова