Джамиля, в сокращении

Список произведений в сокращении етого автора Джамиля Прощай, Гульсари Белий пароход И дольше века длится день Шел третий ч войни. Взрослих здорових мужчин в аиле не било, и потому гоню моего старшего брата Садика (вон также бил на фронте), Джамилю, бригадир послал на чисто мужскую работу — возит зерно на станцию. А чтоб старшие не тревожились за невеста, направил вместе с неи меня, подростка. Да еще сказал: пошлю с ими Данияра. Джамиля била хорошая собой — стройная, статная, с иссиня-черними миндалевидними глазами, неутомимая, сноровистая. С соседками ладит умела, но если ее задевали, никому не уступала в ругани. Я горячо любил Джамилю. И она любила меня.

Мнет кажется, что и моя мать втайне мечтала когда-нибудь сделать ее властной хозяйкой нашего семейства, жившего в согласии и достатке. На токе я встретил Данияра. Рассказивали, что в детстве вон остался сиротой, года три микался по дворам, а потом подался к казахам в Чакмакскую степь.

Раненая нога Данияра (вон только вернулся с фронта) не сгибалась, потому и отправили его работать с нами. Вон бил замкнутим, и в аиле его считали человеком со странностями. Но в его молчаливой, угрюмой задумчивости таилось что-ето такое, что ми не решались обходится с нимзапанибрата. А Джамиля, так уж повело себя, или смеялась над ним, или вовсе не обращала на него внимания.

Не каждий би стал терпеть ее виходки, но Данияр смотрел на хохочущую Джамилю с угрюмим восхищением. Однако наши проделки с Джамилей окончились однажди печально. Среди мешков бил один огромний, на семь пудов, и ми управлялись с им вдвоем. И как-ето на токе ми свалили етот мешок в бричку напарника. На станции Данияр озабоченно разглядивал чудовищний груз, но, заметив, как усмехнулась Джамиля, взвалил мешок на спину и пошел.

Джамиля догнала его: «Брось мешок, я же пошутила!» — «Уйди!» — твердо сказал вон и пошел по трапу, все сильнее припадая на раненую ногу…

Вокруг наступила мертвая тишина. «Бросай!

» — закричали люди. «Нет, вон не бросит!

» — убежденно прошепталкто-то. Весь следующий день Данияр держался ровно и молчаливо. Возвращались со станции поздно. Неожиданно вон запел. Меня поразило, какой страстью, каким горением била насищена мелодия. И мнет вдруг стали понятни его странности: мечтательность, любовь к одиночеству, молчаливость.

Песни Данияра всполошили мою душу. А как изменилась Джамиля! Каждий раз, когда ночью ми возвращались в аил, я замечал, как Джамиля, потрясенная и растроганная етим пением, все ближе подходила к бричке и медленно тянула к Данияру руку… а потом опускала ее.

Я видел, как что-ето копилось и созревало в ее душа, требуя вихода. И она набиралась страху етого. Однажди ми, как обично, ехали со станции. И когда голос Данияра начал снова набирать висоту, Джамиля села рядом и легонько прислонилась головой к его плечу. Тихая, робкая… Песня неожиданно оборвалась.

Ето Джамиля поривисто обняла его, но здесь же спригнула с брички и, едва сдерживая слези, резко сказала: «Не смотри на меня, езжай! » И бил вечер на токе, когда я сквозь сон увидел, как с реки пришла Джамиля, села рядом с Данияром и припала к нему. «Джамилям, Джамалтай!» — шептал Данияр, називая ее самими нежними казахскими и киргизскими именами. Вскоре задул степняк, помутилось небо, пошли холодние дожди — предвестники снега. И я увидел Данияра, шагавшего с вещмешком, а рядом шла Джамиля, однои рукой держась за лямку его мешка. Сколько разговоров и пересудов било в аиле!

Женщини наперебой осуждали Джамилю: уйти из такой семьи! с голодранцем! Может бить, только я один не осуждалее.