Идеализация образа Дон Жуана

Идеализация образа Дон Жуана в байроновском скептицизме переходит здесь в пародирование, со временем в сатирическое изображение действительности, фальшивой морали, общественных и личных отношений. Байроновский герой привлекательный честностью, внутренним благородством, чистотой мечтаний, поисками большой любви, женского идеала. Но он лишен воли опираться страстям, тем паче, что общепризнанной морали не признает. Различаются от мольеровской Эльвиры и гофмановской Анны и любовницы байроновского героя. Дон Жуан любит понастоящему и Джулию, и Гайде, и спасенную во время осады Измаила турчанку, и Аврору. Особенно поражают отношения Дон Жуана и дочурки пирата Гайде, трагизм их в самом деле самоотверженной любви, которой и разрушается вопреки мечтам героя. Познавая жестокости мира, байроновский Жуан постепенно лишается романтических иллюзий, сознает суровость жизненных реалий, немилосердность действительности: так побеждает в произведении авторский скептицизм, иронизирование не только над судьбой героя, а и своей собственной, сам персонаж этого по сути сатирического стихотворного эпоса воспроизведен в процессе воспитания жизнью, в поисках идеала.

Концепцию раскаянного грешника в образе Дон Жуана де Маранья подает в новелле «Души чистилища» П. Мериме. Его персонаж, бросая вызов Богу, старается похитить монахиню из монастыря, но… попадает в видении на собственные похороны: гроб несут «души чистилища», освобожденные материнской молитвой. Раскаянный грешник Дон Жуан де Маранья идет после этого в монастырь, хотя грех его удваивается: защищаясь, убивает брата сведенной когда-то девушки. Монашеский аскетизм, жизнь в молитвах и искуплении спасают грешника, который умирает в святости.

Самобытную, коренным образом отличную от предыдущих версию традиционного образа подает в 1830 году (в «болдинскую осень») русский поэт Александр Пушкин в одной из «маленьких трагедий» «Каменный гость», где герой широко распространенной легенды, интерпретированной многими литераторами, впервые возникает как персонаж глубоко трагический и в неординарности характера, и в поисках идеала любви. Великий русский поэт в идейно-художественном содержании драмы воплощает определенной мерой и автобиографические аллюзии, собственно, мечты, несоизмеримы с действительностью. Как и Байрон, и Гофман, Пушкин отталкивается от традиционного трактования легендарного персонажа, старается реабилитировать его, изобразить трагизм героя, который, прельщаясь жизненными страстями, наконец находит настоящую любовь, но гибнет вследствие отплаты за прошлые грехи, так и не получив овеянного мечтой счастья.

Байрон с присущим ему скептицизмом выводит своего Дон Жуана из романтических иллюзий к жизненным реалиям, Гофман предоставляет своему персонажу, стилизуя субъективно содержание Моцартового творение, ореолу мистической фатальности.

Реабилитируя традиционного героя, Пушкин идет другим путем.

Его произведение — это своего рода анализ страсти, судьбы человека, который главное содержание жизни усматривает в поисках женского идеала. Пушкинский Гуан нежный, поэтический, искренний и бескорыстный в своих чувствах. Ему не присущи жестокость и бездушность, грубость и эгоизм классических предшественников. В то же время Дон Г уан есть смелым, решительным человеком, не лишенным благородства и рыцарских добродетелей.

Вместе с тем он — талантливая, творческая личность: именно песню на его слова выполняет Лаура. В своих чувствах к женщинам (в пушкинской драме мы встречаем двух — Анну и Лауру, третью в воспоминаниях — Инезу) он лишен лукавства и неверности. Пушкинский Гуан не является развратником и профессиональным мерзотником отступником. Его увлечение целиком искренние, он действительно верит в то, что его чувства серьезные и навсегда, даже такая легкая, шутливо веселая любовная связь с актрисой Лаурой. Наконец пушкинский герой по-своему моральный, хотя эта мораль отвечает скорее гуманистическим, а не христианским принципам: собственно, это личность, влюбленная в земную жизнь, поэтому и постоянно находится в поисках земного идеала, который часто оказывается призрачным. Тем не менее утраченных женщин, часто с его же вины, Гуан вспоминает с нежностью и сочувствием. О погубленной Инезе он, например, говорит с печалью как о жертве любви, несчастливой в браке с нелюбимым мужчиной («…голос У нее был тих и слаб — как у больной — Муж у нее был негодяй суровый, Узнал я поздно… Бедная Инеза!») и как об обманчивом идеале

Ты кажется ее не находил Красавицей. И точно, немало было В ней истинно прекрасного. Глаза, Одни глаза. Да взгляд… такого взгляда Уж никогда не встречал

Дон Гуан уверен в собственном благородстве и популярности, даже в симпатиях к себе самого короля:

Меня он удалил, меня же любя; Чтобы меня оставила в покое Семья убитого…

Герой возникает перед нами в то время, как начинает сознавать, что все предыдущие увлечения были обычным обманом его поэтического воображения, артистичного экстаза:

Они сначала правились мне Глазами синими да белизною Да скромностью — а пуще новизной; Да, слава Богу, скоро догадался Увидел я, что с ними грех и знаться В них жизни нет, все куклы восковые.

Пушкин здесь вводит новый образ — такого себе морального двойника Гуана в женском подобии, чтобы углубить характер героя, легкомысленного в любовных приключениях и трагического вместе с тем в своей любви к Анне, любви, которая поставила бы на путь прозрения и покаяния. Встреча с Лаурой была, однако, омрачена очередным грехом: застав у любовницы Дона Карлоса, Гуан на поединке убивает соперника и без тени совести остается у куртизанки.

И в сердце героя запылала новая страсть — образ другой женщины, подмеченной случайно в скорби возле статуи Командора («Под этим вдовьим черным покрывалом чуть узенькую пятку я заметил»). Новым мотивом в пушкинской драме есть и переодевание Дон Гуана монахом. Это путь к знакомству с женщиной. Анна в жалобе, которая скорее показная, поскольку Анна некогда не любила мужа: ее принудили выйти замуж из расчета («Мы были бедны, Дон Альвар богат»).

Коллизия углубляет тем, что Дона Анна откликается на чувство Дона Диего (таким именем назывался ей Гуан), и это целиком психологически мотивировано: ведь она еще некогда не знала настоящей любви. Тем не менее Дон Гуан не только стремится проверить чувство Анны, а и хочет быть честным перед ней. Именно поэтому и открывает ей правду о гибели ее мужа: ведь женщина клялась отомстить убийце («Тогда бы я злодею Кинжал вонзила в сердце»). Гуан ждет приговора!

Однако Анна не в силе опираться своим чувствам («О Дон Гуан, как сердцем я слаба»). Сцена признания есть кульминационной в драме. Она является свидетельством того, что герой, найдя, в конце концов, свой идеал, близкий к покаянию и исправлению. Он стремится заручиться надеждой и прощением у случайно найденной любви. Однако Гуана находит и неожидаемая расплата: осуществленные в прошлом тяжелые грехи не отпускают его. Тем паче, что пушкинский персонаж всегда полагался на свою волю, игнорируя волю Творца.

Этим он и похож на своих классических предшественников, именно как циник и безбожник, ведь приглашение статуи убитого Командора в гости во время любовного свидания с женой покойника было не только невиновной шуткой, а и своего рода святотатством. Отсюда и трагические следствия. Объединение с Анной, которая ответила на чувство, подала надежду на следующую встречу, которая определила бы дальнейшую судьбу обоих, оказалось невозможным. Ведь им обоим, и Гуану, и Анне (каждому по-своему!), придется ответить за свои грехи. Статуя Командора, которая определит трагический финал, выступает здесь символом греховного прошлого, которое становится преградой герою к его овеянному мечтой, найденного, но так и не добытого счастья. В этом заключается и главная идея гениальной пушкинской трагедии, которая со временем трансформируется в трагедию самого автора.

Подобно своему герою Пушкин пережил немало увлечений, любовных коллизий, которые часто завершались разочарованиями, дуэлями. Он, собственно, писал своего «гостя» тогда, когда надеялся найти свой женский идеал, мечту — Мадонну в образе Натальи Гончаровой, настоящую неугасимую любовь. Встреча Гуана с каминным гостем как с символом карающей судьбы — это прозорливое предчувствие поэтом собственного трагического конца. На творческом взлете, на пути к духовно-моральному очищению этот конец принесет русскому гению снопа чужеземца — кавалергарда Жоржа Дантеса, своеобразный прообраз которого сумел интуитивно ощутить поэт в карающей Статуе. Существует версия, что кто-то из гадалок предостерегал Пушкина о фатальной опасности от белого мужчины на белом коне: в самом деле, белокурый убийца Дантес носил белый мундир и ездил на белом кону. Так в знаменитую Болдинскую осень великий поэт в судьбе гениально интерпретированного им самим Дона Гуана сумел ощутить свою собственную.