Искусство емкой детали в произведениях «Повести Белкина», «Пиковая дама», «Капитанская дочка»

«Повести покойного Ивана Петровича Белкина» А. С. Пушкина положили начало русской реалистической повести XIX века. Под общим названием объединены пять повестей («Выстрел», «Метель», «Гробовщик», «Станционный смотритель», «Барышня-крестьянка»). В «Выстреле» и «Метели» романтические ситуации и коллизии разрешаются просто и счастливо, в реальной обстановке, не оставляя места никаким загадкам и мелодраматическим концовкам, которые были так популярны в романтической повести. В «Барышне-крестьянке» казавшийся романтическим герой, носивший даже перстень с изображением черепа, оказывается простым и добрым малым, находящим свое счастье с милой, обыкновенной девушкой, а ссора их отцов, не породив ничего трагического, завершается добрым миром.

В повести «Гробовщик» всевозможные чудесные и таинственные ситуации, связанные с загробным миром, присущие романтическим балладам и повестям, сведены к весьма прозаичной торговле гробами. Появление привидений оказалось лишь сновидением подвыпившего гробовщика Адриана. Таинственное становится комическим, теряя весь свой романтический ореол.

Повесть «Станционный смотритель» Положила конец влиянию сентиментально-дидактической повести о «маленьком человеке», ведущей начало от «Бедной Лизы» Карамзина. Идеализированные образы, сентиментальные сюжетные ситуации, нравоучение сменяются реальными типами и бытовыми картинами незаметных, но всем хорошо знакомых уголков русской действительности. Такова почтовая станция, где писатель находит неподдельные радости и горести жизни. Пушкин облагородил тип маленького чела, кот раньше трактовался исключительно юмористически. Повесть имеет мифологический контекст. В доме смотрителя на стенах висят картинки, иллюстрирующие притчу. История Дуни — история блудного сына. Пушкин пересказал притчу в своей повести. Дуня покинула отца по доброй воле. Смотритель убежден, что дочь в Петербурге погибнет. В финале Дуня возвращается в отчий дом, но это противоречит притче. Дуня сама винит себя, узнав о смерти отца. Она легла на могилу отца и лежала долго — здесь скрыт подтекст: она оплакивает и отца и себя. Подтекст — в литературе скрытый, отличный от прямого значения высказывания смысл, который восстанавливается на основе контекста с учетом ситуации.

Повесть «Выстрел» с первых строк окружает атмосфера загадочности, «какая-то таинственность окружала его судьбу», — говорит о герое повести рассказчик.

«Капитанская дочка» — одно из совершенных и глубоких произведений.

Пиковая дама. Повесть Пушкина «Пиковая дама» была опубликована в 1834 г. и была хорошо принята читателями журнала. Успех повести был предопределен занимательностью сюжета, в повести видели «игрецкий анекдот», литературную безделку — не больше. Все отзывы были похвальными, но в сравнении с оценками других произведений Пушкина, отношение к «Пиковой дамы» все-таки было прохладное. Пушкина хвалили только за занимательность сюжета и изящность стиля, но тем самым упрекали в отсутствии идеи. Здесь было что-то не так. Это «не так» заметили тогда же, издатель журнала Сенковский в письме Пушкину так характеризовал «Пиковую даму»: «Вы создаете нечто новое, вы начинаете новую эпоху в литературе вы положили начало новой прозе, — можете в этом не сомневаться». Повесть была закончена в 1833 г., а начата летом 1828 г. Пять лет Пушкин работал над текстом. Летом 1828 г. Пушкин жил в Петербурге и там, видимо, услышал историю о княгине Н. П. Голицыной, когда-то проигравшей большую сумму денег и отыгравшейся благодаря знанию трех выигрышных карт. Черновики повести хранят следы многочисленных правок, Пушкин тщательно подбирает имена персонажей, делает какие-то непонятные расчеты (похоже, что высчитывает сумму возможного выигрыша Германа) — очевидно, что столь кропотливая пятилетняя работа вряд ли была работой над «безделкой». Пушкин с интересом следил за читательским восприятием повести и в дневнике с удовольствием отметил: «Моя «Пиковая дама» в большой моде. Игроки понтируют на тройку, семерку и туза…» Читатели оказывались как бы внутри художественного мира повести и поэтому закономерно реагировали на историю с тремя картами. Через два десятка лет, когда возможные прототипы «Пиковой дамы» забылись, повесть получила другую оценку — не игрецкий анекдот, а фантастическая повесть. Ф. М. Достоевский утверждал, что Пушкин создал совершенную фантастическую прозу. Именно с особенностями фантастики «Пиковой дамы» связаны основные трудности интерпретации повести Пушкина. Герои «Пиковой дамы» играли в популярную в те годы карточную игру «штосс» (в XVIII веке ее называли «фараон», «фаро», «банк»).

Правила игры очень простые. Один или несколько игроков загадывали карты в колоде, которая находилась в руках у банкомета. Банкомет «держал талью» или метал, то есть открывал по одной карте в колоде и поочередно раскладывал их слева и справа от себя. Если загаданная игроком карта выпадала слева, то выигрывал игрок, если справа, то выигрыш доставался банкомету. В «штосс» играли на деньги. При 2 или 4-кратных увеличениях ставок можно было выиграть очень большие деньги, поэтому и банкомет и понтеры иногда прибегали к уловкам. Самая обычная хитрость — «крапленые карты». Для того, чтобы шулерство было невозможно, особенно при игре на большие ставки, игроки использовали специальные правила. Повесть разворачивается по аналогии с карточной игрой — направо и налево. Как понтер постоянно находится между правым и левым, между выигрышем и проигрышем, так и читатель на грани двух миров: реального, где все объяснимо, и фантастического, где все случайно, странно. Этот принцип двоемирия последовательно воплощен в повести.

В самой природе карт заложено двоемирие: они простые знаки, «ходы» в игре и имеют смысл в гадательной системе. Этот второй символический план их значений проникает в первый и тогда случайное выпадение карт превращается в некий текст, автором которого является Судьба. В карточной игре виделся поединок с судьбой. Германн в «Пиковой даме» тоже вступает в этот поединок. Германн — «сын обрусевшего немца», «душа Мефистофеля, профиль Наполеона». Его имя напоминает о его родине Германии, но его переводится с немецкого: Herr Mann — человек. Герман усвоил чисто национальные качества: расчет, умеренность, трудолюбие. Но он не «чистый» немец, он сын обрусевшего немца — свои три верные качества он намерен использовать в Наполеоновских целях, он задумал стать богатым, он вступил в поединок с судьбой. Он играет с Лизаветой Ивановной.

Играет в любовь, но имеет ввиду совершенно другую цель. Лизавета Ивановна поступает по правилам — она влюбляется, Герман эти пользуется для проникновения в дом графини. Герман играет и с графиней. Герман готов «подбиться в ее милость — пожалуй, сделаться, ее любовником»; проникнув в ее спальню, он обращается к старухе «внятным и тихим голосом», он наклоняется «над самым ее ухом», то сердито возражает, то обращается к ее чувствам «супруги, любовницы, матери», то вдруг, стиснув зубы, «вынул из кармана пистолет». Герман ведет себя не по правилам, сменяя роли. Весь ему кажется игрой, более того, ему кажется, что он управляет этой игрой. Ведь все получилось: обманул Лизавету, узнал тайну карт. И вот ходи и все вокруг как бы превратилось в карточные знаки.

Эту ситуацию игры с окружающими Герман пытается перенести на игральный стол: он имитирует игру по правилам «штосса», а на самом деле знает карты. Германн попытался обмануть саму стихию жизни. Герман все рассчитал, но жизнь не поддается расчету, в ней царит случай. Однако Герман не выдержал и проиграл. Автомат сломал его и снова включился: «игра пошла своим чередом» и жизнь пошла своим чередом. Лизавета вышла замуж и у нее «воспитывается бедная родственница» (программа повторяется), Томский стал ротмистром и женится (эта программа ожидала Германа). В повести звучит тема большого города с его различиями. Герман остро чувствует свою ущербность и вместе с тем свое внутреннее превосходство над беспечными прожигателями жизни из среды аристократической молодежи.

Повседневная жизнь обыкновенных людей и составляет у Пушкина основу исторического процесса. Пушкин вслед за Радищевым положил начало тому вниманию к крепостному вопросу, которое с 40-х годов прошлого века становится ведущим в русской общественной мысли и в передовой русской литературе.