Как ответить на вопрос о жанре «Войны и мира»

В наше время историки и теоретики литературы сочли возможным принять название «роман-эпопея» как определение. В 1958 году А. В. Чичерин выпустил книгу под таким заглавием: «Возникновение романа-эпопеи». Год спустя вышла монография А. А. Сабурова «»Война и мир» Л. Н. Толстого. Проблематика и поэтика», где специальная глава отведена особенностям жанра «Войны и мира». Сабуров не склонен был принимать самый термин «роман-эпопея», по обстоятельно охарактеризовал обе эти стороны: романную и эпическую. При этом справедливо указал на близость эпичности Толстого к древнерусскому воинскому эпосу: «Сближение «Войны и мира» с эпопеей оправдывается и сопоставлением с древнерусской литературой, особенно с произведениями жанра воинской повести, и в частности со «Словом о полку Игореве».

Впоследствии, как мы видели, эта верная мысль была уточнена Д. С. Лихачевым, также считающим, что эпическое начало чрезвычайно сильно в книге Толстого, Но Лихачев вывел из числа древнерусских источников «Слово о полку Игореве»: «А «Слово о полку Игореве» Толстой не любил… Ему чужда была не только идея наступления, углубления в чужую землю, но и весь дух этого сугубо этикетного произведения… у Толстого был свой подход к историческим событиям и свой творческий метод, не совпадающий с методом автора «Слова о полку Игореве», со всем духом этого рыцарственного произведения».

Конечно, говоря о древней традиции, нужно помнить, что уровень художественного сознания XIX века существенно отличается и от гомеровских времен, и от времен создания русских воинских повестей (XIII-XVII века). Нужно согласиться с А. А. Жук, писавшей: «И все же прав А. В. Чичерин, считая, что «Войну и мир» трудно прямо возвести к эпопее, минуя новый европейский (и в особенности русский) роман, что книга Толстого непосредственно вырастает из романа XIX века, во многом перестраивая его по законам эпоса, но и сохраняя романные завоевания».

Однако в некоторых работах самый термин роман-эпопея подвергается сомнению. По мнению Е. Н. Купреяновой, «определение «роман-эпопея» неприменимо к «Войне и миру» (как и ко всякому другому отдельному произведению новой литературы), поскольку оно, будучи применено, превращается из научного в чисто оценочное, похвальное, ничего кроме «эпической широты» охвата отраженных общественно-исторических явлений не выражающее».

Это неверно. И сказано, конечно, в полемическом задоре. В книгах А. В. Чичерина, А. А. Сабурова, А. А. Жук разносторонне определены именно конкретные, вполне определенные черты, характеризующие «Войну и мир» и как роман и как эпопею. У Сабурова, например, к «романным» признакам отнесены: развитие сюжета, в котором есть завязка, развитие действия, кульминация и развязка для всего повествования и для каждой сюжетной линии в отдельности; взаимодействие сюжета (и среды) с характером героя, развитие этого характера. А к признакам эпопеи особая тема (эпоха больших исторических событий, героика всенародного подвига); идейное содержание — «моральное единение повествователя с народом в его героической деятельности, патриотизм… прославление жизни, оптимизм, торжество света над тьмой, жизни над смертью»; сложность композиции; стремление автора к «национально-историческому обобщению».

В дополнение к этому хотелось бы подчеркнуть не только связь, но и постоянное взаимопроникновение романа в эпопею и эпопеи в роман. Для Толстого это сопряжение было чрезвычайно важно. Толстой говорил, что литературные приемы романа казались ему «несообразными» с историческим содержанием «Войны и мира». Не личные судьбы отдельных персонажей образуют основу для художественных сцеплений эпизодов и частей — «большая история» соседствует в романе с «малой историей» и, в сущности, определяет движение «частной» жизни.

В обрисовке характеров и в композиции эпопеи проявилось великое знание Толстым законов всеобщей связи явлений — то именно качество, которое обусловило смелое новаторство его реализма. Идейный и художественный смысл каждой сцены и каждого характера становится вполне ясен лишь в их сцеплениях с многообъемлющим содержанием эпопеи. Казалось бы, сцена охоты, например, не имеет никакого отношения к основной теме «Войны и мира». Однако именно здесь раскрыта психология человека на войне, когда он преследует врага (в эпизоде атаки эскадрона Николая Ростова Толстой не станет рассказывать о переживаниях Ростова, заметив как бы мимоходом: было то же, что на охоте), и одновременно «психология» раненого зверя, с которым затем прямо сопоставляется поведение наполеоновского войска после Бородина.

В романе-эпопее свободно и естественно сочетаются детально нарисованные картины русской жизни и батальные сцены, авторское художественное повествование и философские рассуждения.