Кем быть, каким быть — подскажет литература

Ратуя за сохранение Сочинения в качестве формы проверки знаний по литературе, многие трактуют его как «страшилку»: изложения и тесты, по их мнению, не заставят читать программные произведения по доброй воле. Однако практика последних пяти лет показывает, что юное поколение умеет приспособиться ко всему — особенно «в условиях рынка». Каждый год издаются и переиздаются огромными тиражами наборы разнообразных шпаргалок. Не хочешь читать отечественную классику — к твоим услугам «изложение содержания».

И давно уже никто, кроме немногочисленных чудаков, не пытается заинтересовать своих питомцев самим произведением, побудить их вглядеться в его героев хотя бы с такой, вроде бы чисто утилитарной точки зрения: кем быть, каким быть?

В свое время известный педагог-словесник Л. С. Айзерман показал преимущества так называемого закона сцепления, исходящего из того, что, «пройдя» одно произведение, ученик способен вспомнить о нем при изучении следующих и сопоставить героев в чем-то существенном.

Разумеется, главная задача преподавания литературы — формирование личности учащегося, его мировоззрения, нравственных устоев и вкусов. Но разве не связан со всем этим его выбор будущей Профессии? И здесь неоценимы возможности, которые ему предоставляет литература.

В числе героев комедии «Горе от ума» — малопривлекательные чиновники: бездельник Фамусов и «деловой» во имя собственной карьеры Молчалин. Но ведь чиновники и Чичиков, и Порфирий Петрович из «Преступления и наказания», и Аракчеев со Сперанским. Мы сегодня говорим о засилье бюрократов, об их корыстолюбии, приспособленчестве и карьеризме, и есть среди них духовные наследники вышеназванных персонажей, причем не только непривлекательные.

Как бы нам пригодились сегодня профессионализм блистательного психолога Порфирия и умение выбирать себе в помощники талантливых людей — пусть и в интересах собственной карьеры — Сперанского.

В том же «Горе от ума» есть «вояка» Скалозуб, умелец получать ордена за сидение в траншеях и чины — когда «вакансии как раз открыты». Разве он не «в родстве» с лермонтовским драгунским капитаном и с толстовскими Бенигсеном, Бергом, Друбецким и разве не противостоят им подлинные защитники Отечества, такие как Максим Максимыч из «Героя нашего времени», Андрей Болконский, Денисов, Раевский, Багратион, Кутузов? И помня о них, глубже понимаешь трагедию Печорина или Вулича, которые безукоризненно отважны, но погружены в свои страстишки.

В этом же плане врач по своей будущей профессии Базаров намного ближе к Фаусту Гете, чем к Старцеву — Ионычу Чехова. Последнего интересуют лишь деньги.

Уместно сопоставить и людей творческих. Поэт Ленский, например, пишет «темно и вяло» и вряд ли одарен настолько, как Мартин Иден Лондона или Мастер Булгакова. И психолог из него никакой.

Это беглое сопоставление можно расширить, если вспомнить «лучших по профессии» в более близкой нам по времени литературе: полководца Гудериана из романа Георгия Владимова, «доктора» Устименко из трилогии Юрия Германа или «дамского мастера» из одноименного рассказа И. Грековой.

Это не «столбовая дорога», а лишь одна из тропинок применительно к «массовой школе». Но она приобретает более глобальное значение в специальных учебных заведения, нацеливающих школьников не на весь спектр профессий, а лишь на одну из них, вроде бы «выбранную». Дело в том, что с первого же дня многие начинают колебаться в своем выборе и готовы — по тем или иным причинам — изменить его.

Более чем полвека работы в разного типа школах, техникумах и ПТУ убедили меня в том, что преподавание литературы в обычном и специальном учебных заведениях должно существенно различаться. Исходя из размышлений, изложенных выше, я за последние несколько лет осуществил эксперимент частичной «профессионализации» по двум основным специальностям в колледже № 17 архитектуры и менеджмента в строительстве .

Сентябрь на первом курсе я посвятил особого рода «вступлению в профессию», различному для будущих архитекторов и менеджеров. Первым достались «Неведомый шедевр» Бальзака, «Портрет» Гоголя , «Муки ада» Акутагавы, «Моя жизнь» Чехова, «Венера Капитолийская» Марка Твена, «Последний лист» О. Генри, «Зодчие» Кедрина, «Хранитель древностей» Домбровского и «Последнее лето Клингзора» Гессе. Вторым — «Дамское счастье» Золя, «Мертвые души» Гоголя, «Гобсек» Бальзака, «Человек, соблазнивший Гедлиберг» и та же «Венера Капитолийская» Твена, » Роман биржевого маклера» и «Пути, которые мы выбираем» О. Генри, «Золотой теленок» Ильфа и Петрова и «Алхимик» Коэльо.

Читал я сам: что мог — целиком, иное — фрагментами . «Закон сцепления» осуществлялся во многом спонтанно. Так, «Последний лист» и «Неведомый шедевр» объединялись профессионализмом «шедевр» и трагическими судьбами художников-неудачников: нищего пьяницы Бермана и богатого сумасброда Френхофера. Программные «Мертвые души» сопоставляли Чичикова с «двумя комбинаторами» из «Золотого теленка», в связи с чем ставился вопрос, несколько лет назад заданный исполнителю роли Бендера Сергею Юрскому: «Сейчас время Бендера или время Корейко?» Бездарный архитектор из «Моей жизни» противопоставлялся несправедливо забытому создателю Алма-Аты Зенкову, параллельно с рассказом о котором читались «Зодчие». «Муки ада» и «Венера Капитолийская» также предупреждали о возможной несправедливости судьбы по отношению даже к одаренному человеку. «Венера Капитолийская» предлагалась не только будущим архитекторам, но и менеджерам: и те, и другие постигали роль «пиара» в успехе или неуспехе произведений искусства .

На втором и третьем курсах литературы по учебному плану не полагалось. Поэтому на занятиях по предмету «Русский язык как средство общения» обсуждались статьи из газет и журналов и давались темы для сочинений: «Чем меня привлекает моя будущая профессия?», «Мой город», «Примечательный микрорайон», «В каком городе я хотел бы жить?» и др.

Наконец, на пороге самостоятельной жизни обсуждались дискуссионные статьи из самых свежих публикаций и писались в какой-то мере итоговые работы на тему: «В чем одаренность архитектора ?», «Какой тип темперамента наиболее благоприятен для моей профессии?», «Моя профессия в художественной литературе» и, наконец, «Не заблудился ли я, поступив именно на это отделение колледжа?».

Было два случая, когда писавшие признавались, что сделали неудачный выбор: один — на первом курсе, когда девочка уже в сентябре выражала недоумение, зачем родители «поступили» ее на отделение менеджмента; второй — на третьем курсе: юноша, не поступив в физкультурный институт, под давлением родителей же, спортсменов, «обжегшихся на молоке и дующих на воду», три года неизвестно зачем занимал чужое место на отделении архитектуры, оставаясь в душе футболистом и собирая коллекцию спортивных сувениров. Сочинения же подавляющего большинства говорили о том, что выбор сделан правильно.

«…Возможность написать свою музыку в камне привлекает меня, наверное, превыше всего в моей профессии».

«Я думаю, что задача, которая лежала перед Гойей, актуальна для всех представителей творческих профессий, будь то музыканты, художники, литераторы, актеры…»

«Пока читался текст, меня не покидала мысль о том, что это не просто знакомые мне ощущения, — такие чувства испытывает обязательно каждый истинный Художник… Таким именно художником и был Франсиско Гойя».

«…Архитектор — это профессия творческая, а для всех творческих людей, на мой взгляд, в первую очередь важна неординарность, индивидуальность, яркость личности… Такие люди способны выдумывать самые невероятные вещи, найти неожиданный подход к делу и шокировать всех новаторским решением. Творческий человек должен быть помешан на своем деле, должен жить своим искусством… чтобы суметь привнести что-то новое, продвинуть, перевернуть искусство. Тут нужна героическая смелость и вера в себя…»

«Сантьяго, говоря профессиональным языком, смог «раскрутить» дело своего хозяина… Моя будущая профессия будет связана с маркетингом, поэтому я считаю, что оба произведения — «Алхимик» и «Дамское счастье» — имеют отношение к моей будущей профессии…»

«Сантьяго чем-то похож на Октава Муре из «Дамского счастья» Золя… Но… он лишь помощник, и он может только предлагать что-либо: пока хозяин не даст разрешения, он не может ничего сделать. А Муре — хозяин и инициатор разных идей. Он увеличивает площадь магазина, вводит различные ухищрения для того, чтобы увеличить прибыль.

Если бы Сантьяго мог, он бы тоже постоянно вводил что-нибудь новенькое».

«Он оказался отличным, полным превосходных идей менеджером. Сантьяго сделал рекламу, чуть менее размашистую, но не менее эффективную, чем в романе Эмиля Золя «Дамское счастье» сделал Октав Муре…»

«Эти произведения рассказывают о «секретах» торговли. Дело, кстати, не в размерах магазина, ведь глобальная идея — «завлекание» и реклама… Я думаю, это часть моей будущей профессии: ведь мне тоже придется придумывать, чем и, главное, как привлечь покупателей и клиентов».

«…Сангвиник… — идеальный темперамент для менеджера. От него прямо веет доброжелательностью, он, как никто другой, умеет убеждать. Мягко так, ненавязчиво.

Но от него не уйти: даже если ничего не нужно, все равно купишь то, что он тебе предлагает. Сангвиник поражает своим обаянием и умением очаровывать». .

При цитировании умышленно смешаны высказывания первокурсников и третьекурсников. Дело не в возрасте и не в количестве полученных знаний и пройденных «практик».

Важно, что студенты правильно представляют себе то дело, которым собираются заниматься, и свою роль, свое место в профессии. И помощь в выборе и осознании пути им оказала литература, в том числе — высочайшая мировая классика , до которой у большинства из них вряд ли дошли бы руки, не будь эксперимента.