Мильон терзаний

Разъезд гостей как будто возвращает нас к началу III действия: Хрюмина презирает всех; Наталья Дмитриевна дрессирует мужа; Тугоуховские щебечут… Все входит в берега, но чутв больше злости у Хрюминой, откровеннее уныние Горича, солдафонство Скалозуба, нищета Тугоуховских, властность Хлестовой. Чацкий слышит в их словах о себе «не смех, а явно злость». На первый взгляд, Чацкого в сенях фамусовского дома остановил случай: «Кучера-с нигде, вишь, не найдут». Но в великих произведениях все «случайности» неслучайны. «Дым надежд» рассеялся. «И пусто, и мертво» — вот причина непривычной неподвижности Чацкого.

Ехать некуда, хотя «не ночевать же тут». И как подтверждение этой безысходности появляется Репетилов, представляющий тот круг Москвы, в который как будто мог бы войти Чацкий: «общество и тайные собранья… Секретнейший союз». Но и там его не ждут.

Слух о собственном сумасшествии, достигнув ушей Чацкого, рождает в нем горечь. Но это не последний и не самый сильный для него удар. Чацкого продолжает волновать вопрос: «А Софья знает ли?» Он предполагает в ней равнодушие к себе, но не коварство, «нерв, избалованность», но не слепоту. Но увидев Софью, зовущую Молчалина, Чацкий сам готов верить слуху о себе: «Не впрямь ли я сошел с ума?» Еще один удар для Чацкого — «решение загадки», кого любит Софья, бешенство при мысли: «Вот я пожертвован кому!» Но с появлением Фамусова Чацкому суждено еще узнать, что Софья «сама его безумным называла». Последний монолог Чацкого, отрезвившегося наконец, полон гнева, страдания и сарказма.

Проследив, как меняются интонации, лексика монологов Чацкого от I к IV действию, мы убеждаемся, что наш герой избавляется от иллюзий, но не от своих идеалов. Он не отказывается от искренности, прямоты, свободомыслия. Для него все более нестерпимы лицемерие и рабство. Чацкий все настойчивее защищает благородство, независимость, истинность чувств. Наконец, Чацкий теперь трезво и точно «в лицо» знает своих врагов.

Он человек декабристского типа , его обвинения становятся все более остры и все больше тревожат фамусовский дом. Чацкий — герой трагический, попавший в комедийную ситуацию. Он может казаться смешным фамусовской Москве, но не зрителю.

Не обретая свободы, он не уступает обществу своего желания прорваться к ней. Неудачи Чацкого — признак его неотступного стремления сохранить верность своим идеалам. «Чацкий сломлен количеством старой силы, нанося ей в свою очередь смертельный удар качеством силы новой», — писал И. А. Гончаров через несколько десятилетий в статье «Мильон терзаний», посвященной «Горю от ума». Ничтожество не терпит в своей среде высокого, которое смущает, дразнит людей низких. И они объявляют благородство безумием, чтобы избавиться от опасности, самоутвердиться. Высокие порывы кажутся неестественными в этом обществе, нелепыми, даже смешными.

Смесь страха и желания потешиться, утвердить свое превосходство и заставляет их с таким упоением твердить: «С ума сошел!» Это поединок не новый, но и не стареющий. Безумным в Эльсиноре был объявлен Гамлет. Безумным был назван П. Я. Чаадаев, философ и друг Пушкина.

И в дальнейшем русская литература не раз возвращалась к теме благородного трагического безумия. В «Красном цветке» Гаршина в сумасшедшем доме оказывается человек, решившийся на подвиг, на самоотречение в борьбе со злом. В «Палате № 6» Чехова жажда справедливости была заперта в доме умалишенных.

Ничтожество всегда стремилось сделать благородство своей жертвой.