Лермонтовская гармония

Обратимся к стихотворению «Парус» (1832), рассмотрим его гармоническую организацию. Это стихотворение обычно рассматривают как предельное выражение романтического мироощущения в поэтике Лермонтова, оно как бы итожит его раннее творчество.

Парус

Белеет парус одинокой

В тумане моря голубом!..

Что ищет он в стране далекой?

Что кинул он в краю родном?..

Играют волны — ветер свищет,

И мачта гнется и скрыпит…

Увы, — он счастия не ищет

И не от счастия бежит!

Под ним струя светлей лазури,

Над ним луч солнца золотой…

А он, мятежный, просит бури,

Как будто в бурях есть покой!

Обратимся к названию стихотворения. «Парус» — ‘укрепленный на мачте кусок плотной ткани особой формы, надуваемый ветрами, приводящими судно в движение’. Значение слова пробуждает к жизни сведения: без ветра «не живет», не может привести судно в движение. Значит, в самом значении «парус» и «стихия» находятся во взаимообусловленном отношении. Теперь рассмотрим, как соотносится название стихотворения с его смыслом.

Стихотворение, состоящее из трех катренов, строго симметрично, соотношение этой симметрии 1/2 (золотое сечение), так как последний катрен — возврат на новом витке к двум предыдущим, формула стихотворения. Каждый катрен строится так, что двустишия соединены и одновременно противопоставлены по принципу: конкретное — обобщенное. Конкретная часть по преимуществу имеет пейзажный характер, обобщенная — медитативный. В двух начальных четверостишиях первые два стиха создают контрастные картины моря и паруса в тихую и ненастную погоду. Третий катрен повторяет оба мотива, пейзаж здесь уже не описателен, он имеет второстепенное, характеризующее значение.

Интересно, как осуществляется поворот от пейзажа к символике паруса. Первое двустишие в наибольшей степени описательно и имеет пейзажный характер. Парус здесь — некая малая величина в сравнении с огромным морским пространством (автор не вводит пространственных ограничений, а, наоборот, визуально расширяет пространство за счет детерминанта «в тумане» и эпитета «голубом»). Соединение трепетно малого и великой стихии создает естественное обращение, внутреннее движение стиха в сторону этого малого. Хрупкость, трепетность образа возникает из соединения глагольной характеристики «белеет» (‘виднеется, выделяется белым цветом’), которая поддерживает пейзажное начало, и оценочного эпитета-антропоморфизма, раскрывающего авторскую точку зрения, «одинокой», далее движущего естественное развитие стиха в сторону «парус» — символ. Символизация образа осуществляется уже в первом двустишье за счет соединения конкретной детали «белеет парус» и обобщающе-оценочного эпитета «одинокой». Туман и голубизна моря в этом контексте — это не только пространственные и цветовые показатели, реальные детали, но и готовые романтические символы загадочного и опасного, великого и прекрасного, которое несет морская стихия.

Далее пейзаж практически сворачивается.

Пейзажным можно назвать только первый стих второго катрена, создающий картину бури, противоположную первой. Она предельно лаконична и построена на том же приеме — антитезе. Волны как символ земного, ветер — небесного начал в стихии создают предельно широкие, всеохватывающие масштабы, конкретизирующиеся в реальном проявлении стихии — «играют» и «свищет». Все остальное в стихотворении посвящено характеристике паруса. Как создается этот образ? Предельно рационалистично. Лексема «парус», заданная вначале, не повторяется ни разу. Используется местоимение «он». С этим местоимением сразу же происходят метаморфозы. Являясь субститутом неодушевленного предмета (парус) и находясь в контекстном окружении одушевленности («ищет», «кинул»), это местоимение обнаруживает двуплановую семантику, одновременно содержа в себе понятие об одушевленном (лирический герой) и неодушевленном (парус) началах. Таким образом символика углубляется, так как упрочиваются конкретное и обобщенное начала, вербализуясь в местоимении «он». О символе как художественном приеме мы придерживаемся того мнения, что это гармония конкретного и обобщенного в едином образе, выраженная в едином слове, словосочетании.

Медитативное двустишье второго катрена — тот текст, который был подтекстом в первом катрене. Герой характеризуется через полярные точки зрения. Намечается смысловое движение стиха вперед: «счастия не ищет — не от счастия бежит». Отвергается счастье прикрепленности (через повтор глагола «ищет»). Но понятие счастья утверждается («не от счастия бежит») как связанное с более высокой, нравственной категорией.

Последний катрен построен чрезвычайно интересно. Первое двустишье повторяет мотив идиллического пейзажа. Оно воспроизводит его как модель вселенской гармонии и красоты, но в ее абсолютной статике: взаимоисключающие друг друга детерминанты со значением места (низ — верх) «под ним» — «над ним» как бы закрепляют лирического героя в одной статичной точке. Этой статичности способствует устойчивый параллелизм конструкций, предметная окаменелость субъектов «струя светлей лазури», «луч солнца золотой» и назывных (безглагольных) предложений. Второе двустишье — возврат на более высоком смысловом витке к мотивам второго катрена с его смысловыми контактами бури и паруса.