Лермонтовский герой кто он? На примере образа Печорина

В литературной родословной Печорина занимает далеко не последнее место герой бессмертной комедии Грибоедова. Софья говорит о Чацком: «остер, умей, красноречив», но и «унизить рад, кольнуть; завистлив, горд и зол», готов «на весь мир излить всю желчь и всю досаду». Все эти черты не в меньшей мере можно отнести и к личности Печорина, в котором «веяние байронического романтизма» ощутимо еще в большей степени, чем в Чацком. Он принадлежит к скорбным натурам с «озлобленным умом», к типу людей, которые, по словам критика, «вечно находятся в борьбе с внешним миром и самими собою, всегда недовольны, огорчены и желчны». Им свойственно «чувство внутреннего недовольства, неудовлетворение ничем в жизни; отсюда тайная тоска…». Все это признаки высших, глубоких натур. «Чем глубже натура человека, — писал Белинский, — тем сильнее в нем стремление и тем менее способен он к удовлетворению».

Печорин как характер, личность резко противостоит людям умеренно-практического миросозерцания, которым все ясно в мире, а если что-то и неясно, они не’ станут ломать голову над сложностями и противоречиями жизни. Это — люди с рассудительно-трезвым взглядом на человеческое существование. Они легко приспосабливаются «по обстоятельствам» к внешней среде, выбирая более удобные с точки зрения личной выгоды и благополучия линию поведения и формы общения с окружающими. Они, как правило, уверенно и спокойно совершают свой жизненный путь. Иными словами, они носители мещанской идеологии, обыкновенные обыватели. Известно, что чем ограниченнее человек, тем меньше он способен понять других, тем суровее он судит о слабостях других.

Именно такой человек обычно выступает и роли моралиста, сурового блюстителя нравственности. Речь идет о носителях идеологии «толпы», «светской черни», психологии обывателя, который тешит себя мыслью, что он лучше ж выше других. Л. Григорьев, отмечая чисто внешнее, напускное, «миражное» в Печорине, писал: «… основы же его характера трагичны, пожалуй, страшны, но никак уже не смешны». Люди печоринского типа непонятны бодрячку-обывателю с его дешевым оптимизмом, с его ограниченным, жалким кругом духовных интересов. Печорин кажется «странным» ж непонятным всем тем, кому не знакомы ни «муки сомнения», ни «духовная ягажда», ни «жадная тоска». Он тем уже неприятен самодовольной «толпе», что она видит в нем угрозу своему мещанскому благополучию.

Печорин — не жестокий себялюбец, не самовлюбленный эгоцентрик, а мыслящая и страдающая личность, которой свойственны напряженная духовная жизнь, внутренняя борьба, муки сомнения, которые, по словам Белинского, «совершенно чужды только натурам мелким, ничтожным, сухим и мертвым». Лермонтов принес в литературу новый тип мечтателя, с активным, аналитическим, «озлобленным» умом, у которого мечтание не «сладостное», а преимущественно «горестное», «скорбное». Он существенно отличается от спокойно-созерцательного мечтателя Жуковского, например, хотя созерцательность и не чужда его натуре. Печорин говорит о себе: «Я любил ласкать попеременно то мрачные, то радужные образы, которые рисовало мое беспокойное и жадное воображение».

Здесь запечатлены два состояния, одинаково свойственные внутреннему миру героя лермонтовского романа. Одно отражает момент столкновения мечты с реальной действительностью, другое — порывы к «высшему миру». Несмотря на скептицизм Печорина, несмотря на то что он не раз трагически переживал разочарования, «леденящее душу неверие в жизнь и во всевозможные отношения, связи и чувства человеческие», все же он не переставал верить, мечтать. Иначе невозможно понять Печорина, его отношение к Бэле, кн. Мери, Вере, наконец, его «приключение» в «Тамани» с контрабандисткой. Печорин не мог довольствоваться пассивным состоянием скорбного уныния. Разочарование не убивало в нем волю. Где-то в глубине души всегда теплилась надежда. Печорин говорит о себе в исповеди: «… воображенье беспокойное, сердце ненасытное; мне все мало…».

В минуту откровенности Печорин признается, что все ему наскучило, опротивело, что он потерял веру даже в науку, знания. «Я видел, — говорит Печорин, — что ни слава, ни счастье от них не зависят нисколько, потому что самые счастливые люди — невежды, а слава — удача, и чтоб добиться ее, надо только быть ловким». Лермонтовский герой с его идеалом свободы не желает покорно склонить голову перед «жестоким роком», обстоятельствами, перед грубой силой. Он протестует, бунтует.

Общение с людьми принесло Печорину лишь раздражение, разочарование, страдание. Он потерял надежду быть понятым окружающими. Отсюда уход в себя, замкнутость. Отсюда глухая стена между ним и средой. Отсюда же гнетущее чувство одиночества и душевной пустоты. В то же время Печорину чужда пошлая и унылая мизантропия, мелочное самокопание. Он слишком значителен для самолюбования. В нем не только гордое чувство своего превосходства пад другими, играющее роль защитного средства от самодовольной «толпы», но ж потребность возвышения над самим собой, критической оценки собственных поступков.

Сила Печорина, значительность и величие его как психологического типа заключается в редком даре острым духовным оком проникнуть в заповедные тайники собственного внутреннего мира, в его темные лабиринты. «В нем неумолчно раздаются внутренние вопросы,- пишет Белинский о Печорине,- тревожат его, мучат, и он в рефлексии ищет их разрешения. подсматривает каждое движение своего сердца, рассматривает каждую мысль свою. Он сделал из себя самый любопытный предмет своих наблюдений».