Мир поэтической фантазии в повестях Грина

Грин был художником, а «художественность» без «вымысла» невозможна, не существует», это редкостное дарование, свойственное лишь настоящим творцам. И этим качеством в высшей степени обладал Грин. Он был воинствующий мечтатель, он фантазировал, писал о чудесных странах, где природа облагораживает человека, рисовал необыкновенных — смелых, цельных, чистых людей, верных в любви, в дружбе и в ненависти, умеющих и любящих трудиться, бороться и побеждать. Таких стран и таких людей его современники не встречали в жизни, и за это его называли выдумщиком, беспочвенным мечтателем, оторвавшимся от жизни фантазером.

Грин Был романтиком. И только романтический метод отражения действительности со свойственным ему кипением чувств, напряженностью ситуаций, необычностью образов мог сослужить писателю свою службу. Как и один из героев «Золотой цепи», Грин мог сказать о себе: «Жар, страсть, слезы, клятвы, проклятия и рукопожатия — вот что требовалось теперь мне!». Уход Грина в выдумку, в сказку, в мир поэтической фантазии, совершившийся в период наступившей реакции сразу после разрыва его с эсерами, нередко объяснялся критиками как попытка спрятаться от сложностей реальной жизни. Так, высказывалось мнение, что если в это время сильные волей уходили в борьбу, то слабые — в область выдумки, заменявшей им подлинную жизнь, и Грин, дескать, пошел именно этим путем.

Но так ли это? Отрицание окружающей жизни родилось у Грина еще в мещанской, обывательской Вятке. Ему ужо тогда хотелось иной жизни, и он ушел в матросы. Столкнувшись с трудностями жизни, с дикостями капиталистического строя, с законами общества, живущего за счет угнетения большинства, Грин пошел именно первым путем — он включился в борьбу: «Все, что я знал о жизни,- напишет он позже в очерке «Тюремная старина»,- повернулось таинственной стороной; энтузиазм мой был беспределен, и по первому предложению Студенцова [эсера] я взял тысячу прокламаций, разбросав их во дворе казармы».

Припомним его одно из первых и очень любимых самим автором фантастических произведений, внешне, формально не связанное с окружающей действительностью,- рассказ «Остров Рено», опубликованный еще в 1909 г. Здесь есть все, что будет столь характерно для позднейшего творчества Грина: неизвестный остров в каком-то тропическом море, буйная фантастическая природа, имена героев: Тарт, Блемер, Риль. Это рассказ о могучей силе природы, захватывающей человека в плен своей красотой, о жажде свободы, которой живет матрос, окованный цепями военной дисциплины на корабле, и т. п. Однако Грин говорит, что хотя природа может покорить человека и дать ему свободу, все же свобода эта будет лишь кажущейся, потому что человек не только дитя природы, но ж дитя общества. Разрыв с обществом для человека невозможен, и Тарт, решив остаться на острове и, значит, порвать со своими обязанностями гражданина, теряет значительно больше, чем приобретает. Прежде всего он становится убийцей; не его убивают за желание стать свободным, как обычно трактуется этот эпизод, а он сначала убивает других, чтобы стать свободным, причем убивает не своих угнетателей, а товарищей по кораблю, таких же простых матросов. И гибель самого Тарта изображается автором именно как расплата за убийство других.

Грин прав, говоря, что свобода, которую Тарт получил, оставшись на острове, была «страшная в своей безграничности», недаром он сравнивает эту свободу с безумием игрока, «бросившего на карту все и получившего больше ставки». Писатель показывает, что, добиваясь свободы только для себя, человек противопоставляет себя всему обществу, но по самой природе человека такой разрыв не может принести ему желанной свободы.

Нетрудно заметить, что рассказ, казалось бы, совершенно далекий от той действительности, в которой жил и творил писатель, оказался живым и правильным откликом его на культ индивидуализма, на призывы отказаться от каких-либо гражданских обязанностей, на проповедь ренегатства и приспособленчества, которые стали ведущей темой многих декадентских произведений в годы реакции, наступившей после революции 1905 г.

Таким образом, утверждение, что источником гриновской фантазии является разлад с действительностью, что его мечта основана на предпочтении ее жизни, далеко не так справедливо, как может показаться при беглом взгляде на творчество художника.

Прежде всего, что же такое «мечта», «фантазия» в жизни и деятельности человека? Значит, мечтать, фантазировать человеку нужно: мечта — это один из важных двигателей человеческой деятельности, живой и падежный инструмент для овладения будущим.

Правда, мечта мечте рознь; есть фантастика и фантастика. Мечтали, фантазировали и русские декаденты, создавая свои собственные, никому неведомые страны. Такова, например, «Земля Ойле» в поэзии Сологуба. Поэт зовет уйти из этого мира, который «заполнила вражда», который «в унынье погружен», на неведомую землю Ойле, где есть «все, чего нам здесь недоставало, все, о чем тужила грешная земля», и где можно «все земное позабыть». Герои таких произведений бежали от действительности потому, что она не признавала за ними права ставить себя выше других; это были люди самовлюбленные, бездеятельные, равнодушные ко всему, что только не касалось их личных интересов. Такая фантастика, вообще говоря, даже не отрицала действительности, признавала за ней право на существование, по только для людей обыкновенных, рядовых, не отмеченных свыше печатью исключительности. Для героев же действительность была узка, им нужно было что-то необыкновенное, изощренное, не имеющее ничего общего с обыденной реальностью; действительность им мешала мечтать и фантазировать.

Это был тот «вредный разлад» между мечтой и действительностью, о котором в свое время говорил Писарев в статье «Промахи незрелой мысли». Но критик вместе с тем отмечал, что этот разлад и не приносит «никакого вреда, если только мечтающая личность серьезно верит в свою мечту, внимательно вглядывается в жизнь, сравнивает свои наблюдения с своими воздушными замками и вообще добросовестно работает над осуществлением своей фантазии. Когда есть какое-нибудь соприкосновение между мечтою и жизнью, тогда все обстоит благополучно». Грина, как настоящего романтика, вела в мечту глубокая, отчетливо понятая неудовлетворенность окружающей действительностью.

Но не «позабыть земное», не спрятаться от действительности, а разрешить неразрешимое в повседневности пытался он, создавая свой иллюзорный мир. Он считал, что если нельзя показать читателям красивую быль, им нужно рассказать красивую сказку, чтобы зажечь их, подтолкнуть к действию; ведь в человеке столько непочатых сил, столько скрытых хороших качеств. Увлеките его красотой сказки — и он своим трудом создаст еще более красивую быль.