Об исторической поэтике пространства на примере «Евгения Онегина» и «Менин»

В научном понимании пространства бывали периоды, когда оно описывалось как абсолютно монотонное и пустое вместилище материальных объектов (Ньютон). Однако и тогда искусство отличалось гораздо большим разнообразием восприятия и передачи пространственности, и в этом смысле необычайно поучительно сопоставить два художественных явления, принадлежащих к различным его видам. Изображение и конструирование пространства в поэзии и живописи показывает нам не только изменение и развитие пространственных представлений вдоль по историческому времени, но и то, как далеко они расходятся в столь контрастных искусствах. В то же время эта далекость неожиданно обнажает сходные основания пространственной структуры, которые настолько сближаются, что, несмотря на различные века и страны, позволяют усмотреть в двух сопоставляемых нами произведениях единую стадию развития поэтики пространства.

Речь пойдет о «Евгении Онегине» и «Менинах». В своеобразной «удвоенности» художественного пространства романа и картины мы видим, с одной стороны, известную ступень архаичности, так как еще в древнеиндийской поэзии отмечались структуры «вложенных друг в друга коробок». С другой стороны, при всей органичности романа и картины нельзя не заметить довольно остроумного рационализма в решении пространственных задач, что дает возможность сблизить оба явления в пределах классической эпистемы, по М. Фуко. «Менины», кстати, являются как бы камертоном к книге М. Фуко «Слова и вещи», и подробное описание картины Веласкеса добавило много оттенков к нашей параллели.

Для сравнения выделим две черты: «зеркальность» пространственной структуры романа и картины и смазанность границы между эмпирической и эстетической реальностями («жизнью» и искусством). «Зеркальность» возникает и между самими произведениями, так как в живописи «неподвижный образ целого предшествует временной развертке в ходе восприятия», тогда как в поэзии «образ целого — итог мысленной интеграции всех необратимых моментов развертывания» (1)*. Иначе говоря, в живописи рама предшествует р и т м у, в поэзии же ри м обводится рамой.

В «Евгении Онегине» непрерывно переключающиеся друг в друга миры автора и героев замыкаются в итоге в двустворчатую раму с проницаемой в обе стороны границей. Автор находится в сфере, где он сочиняет свой роман и разговаривает со своими читателями, а также присутствует внутри самого романа как персонаж среди персонажей. «Менины» представляют, казалось бы, единую и стабильную ситуацию, но тут же оказывается, что она внутренне динамична, любопытнейшим образом оборачивается, и автор, написавший картину, находясь в эмпирическом пространстве, присутствует в изображенном мире и изнутри картины воссоздает оставленную им эмпирию и удваивает ту же картину в ином ракурсе внутри ее самой.

Метасисемный характер художественного пространства «Онегина» и «Менин», связанный с взаимным заполнением несовместимых сфер, порождает эффект, хорошо известный читателям романа и зрителям картины: они сами втягиваются внутрь произведения, смешиваясь с его персонажами. Не только внутри двойного пространства «Онегина» персонажи транслируются из одного мира в другой, но, благодаря наличию «прокола» в пространстве романа («структурной дырки»), на его метауровне возможен переход читателя из эмпирического в поэтический мир. В «Менинах» блистательно осуществлено слияние разнопространственных точек зрения в единой точке, вынесенной в нашу сторону от плоскости картины. В нее подставляются взгляд самого живописца, взгляд зрителя (любого из нас) и взгляд персонажей (короля и королевы). В то же время все они находятся и в глубине пространства картины, «по ту сторону» плоскости холста: художник, пристально смотрящий оттуда на своих персонажей, король и королева, отраженные в зеркале, и маршал Хосе Нието, входящий в сумеречное пространство картины из ее светоносной запредельности (он зритель, он — мы)

Стоит заметить, что проницаемость пространства «Онегина» и «Менин» не повсеместна: в одном месте — диффузия, в другом — упор. Так плоскости стен в «Менинах» углубляются пространствами затененных картин, а изнаночность холста грубо непроницаема. Такова в «Онегине» постоянная игра между резкими обрывами эпизодов и самого романа и стелющейся продолженностью смысловой и пространственной перспективы. Сравнение топологии «Онегина» и «Менин» приводит к мысли о наличии известной общности в организации художественного пространства романа в стихах и станковой картины. Следует, видимо, отнести оба произведения скорее к классической, чем к новейшей эпохе. Подобные сравнения могут также служить основанием к построению исторической поэтики пространства.