Память за руку берет
Человек не должен знать, не должен даже слышать о лагере. Ни один человек не становится ни лучше, ни сильнее после лагеря. Лагерь — отрицательный опыт, отрицательная школа, растление для всех — для начальников и заключенных, конвоиров и зрителей, прохожих и читателей беллетристики. Варлам Шаламов Путь, который выпал Варламу Тихоновичу Шаламову, был неимоверно тяжел, порою трагичен.
Он провел в тюрьмах и лагерях семнадцать лет: с 1929 по 1932 год — в североуральских лагерях, с 1937-го по 1951-й — в колымских. Сам писатель считает лагерь отрицательным опытом для человека — с первого до последнего часа. Родился Шаламов в Вологде в 1907 году.
Его отец был православным миссионером на Алеутских островах. Это был человек широких прогрессивных воззрений. Не случайно характеру Варлама Шаламова были присущи такие черты как чувство справедливости и стремление докопаться до истины. Детство Шаламова совпало с Октябрьской революцией.
По окончании школы он работал, учился в МГУ, затем пошел в журналистику, стал писать стихи. Поэт не только призван, но и способен защитить от беды, однако, сам нередко беззащитен. Как и многие другие советские люди, в 1937 году Варлам Шаламов был оклеветан и несправедливо осужден. Пятидесятые годы принесли освобождение и полную реабилитацию. Шаламов погружается в литературную работу.
Л. Б. Пастернак высоко оценил его поэтическое дарование. В 60-70-х годах выходят сборники его стихов «Огниво», «Шелест листьев», «Дорога и судьба» и др. Сумеешь, так утешь И утиши рыданья. Увы!
Сильней надежд Мои воспоминанья. Их ворон бережет И сам, поди, не знает, Что лед лесных болот Вовеки не растает. Под черное стекло Болота ледяного Упрятано тепло Несказанного слова. «Колымские рассказы» — главная книга Варлама Тихоновича Шаламова.
В рассказах этих взяты люди без биографии, без прошлого и без будущего. Похоже ли их настоящее на звериное или это человеческое настоящее? Скорее всего, перед нами судьба мучеников, не бывших, не умевших и не ставших героями.
Потребность в такого рода документах чрезвычайно велика. Ведь в каждой семье — ив деревне и в городе, среди интеллигенции, рабочих и крестьян — были или родственники, или знакомые, которые погибли в заключении. «Современная новая проза может быть создана только людьми, знающими свой материал в совершенстве, — для которых овладение материалом, его художественное преображение не является чисто литературной задачей — а долгом, нравственным императивом». Так писал Шаламов.
Есть, однако, мнение, что писатель не должен слишком хорошо и близко знать свой материал, что понимание виденного не должно уходить слишком далеко от нравственного кодекса, от кругозора читателей. Такой писатель всегда немножко турист, немножко иностранец, литератор и мастер чуть больше, чем нужно. Наша отечественная проза отрицает этот принцип туризма. Писатель — не наблюдатель, не зритель, а участник драмы жизни, участник не в писательском обличье, не в писательской роли.
Где жизнь? Хоть шелестом листа Проговорилась бы она. Но за спиною — пустота, Но за спиною — тишина. И страшно мне шагнуть вперед, Шагнуть, как в яму, в черный лес, Где память за руку берет И — нет небес. У Шаламова выстраданное собственной кровью выходит на бумагу как документ души, преображенное и освещенное огнем таланта.
Писатель становится судьей времени. Именно глубочайшее знание дает ему право и силу писать. О пройденных испытаниях Шаламов рассказывает ровно, без декламации.
Его проза отличается простотой и ясностью. Огромная смысловая нагрузка чувства не дает развиться скороговорке, пустяку, погремушке. Шаламову важно воскресить то, что было. В рассказе «Первый чекист» в камеру приводят нового человека по фамилии Алексеев, который искренне рассказывает свою историю. Его арестовали за то, что он на занятиях политкружка по теме «Октябрь в Москве» правдиво ответил на вопрос: «Кто командовал войсками советской власти в Москве в момент переворота?» Он лично наводил орудия на юнкеров у Никитских ворот под командованием Муралова.
Но Муралов объявлен врагом народа, и вопрос был провокационным… Алексеев получает имя Первого чекиста. Верность и точность деталей заставляет каждый раз поверить в рассказ не-как в информацию, а как в открытую сердечную рану.
Это всегда деталь-символ, деталь-знак, переводящая весь рассказ в иной план, дающая «подтекст». Это важный элемент художественного решения, художественного метода. Так, Алексеев во время ссоры хватается за чайник. «Этот чайник, оставшийся в Бутырской тюрьме еще с царских времен, был огромным медным цилиндром.
Начищенный кирпичом, чайник сверкал как закатное солнце. Приносили этот чайник на палке, а наши дежурные, когда разливали чай, держали чайник вдвоем. Силач, геркулес, Алексеев смело ухватился за ручку чайника, но не мог его сдернуть с места. Чайник был полон воды… Так все смехом и кончилось, хотя Вася Жаворонков, побледнев, готовился встретить удар». «Колымские рассказы» — попытка поставить и решить важные нравственные вопросы времени.
Вопрос встречи человека и мира, борьба человека с государственной машиной, правда этой борьбы, борьба за себя, внутри себя — и вне себя. Возможно ли активное влияние на свою судьбу, перемалываемую зубьями государственной машины, зубьями зла? Шаламов часто говорит об иллюзорности и тяжести надежды.
Тут человеку надо найти, на что опереться, кроме надежды. Самое главное — это сохранить живую душу. Сам Шаламов говорил, что вместо мемуаров он предлагают новую прозу, прозу живой жизни, которая в то же время — преображенная действительность, преображенный документ. Свежо и сильно звучит слово Варлама Шаламова.
Потому что слово навсегда берет жизнь того, кто был с ним честен.
Память за руку берет