Пересказ романа «Маруся Чурай» — Богомолье

Но не выдержала мать испытаний и вскоре ушла из жизни: «Кленочками красными и розовыми ее на тот свет осень провела». Маруся осталась сама. Что держит ее здесь, среди людей, которые не знают любви и прощения? Да и сама она чувствует пустоту в душе, вину свою за то, что произошло. Из-за этого и отправилась она в Киев на богомолье. Она шла дальними путями, черная, исхудавшая.

Смотрела на мир пустыми глазами, как чужая. Но проходило время, и Маруся, чувствительная к красоте, начинает чувствовать ее, вбирать глазами, сердцем, душой: «Бывает, временами слепну от красоты. Остановлюсь, не понимаю, что оно за чудо, — эти степи, это небо, те леса все так чисто, красиво, неизменчиво все как есть — дорога, яворы все мое, все зовется — Украина». Красота родной земли лечила измученную душу Маруси. Поэтому когда девушка встретила по дороге й путешествующего дьяка, душа ее уже опять была готова к общению с человеком, стремилась верить. Ей хотелось говорить и слушать неспешный язык старого мудрого дьяка. А он относился к ней, как к ребенку: пожалел девушку и помог, когда она поранила ногу. Но самая болезненная рана была в ее душе: «Хотела жить, а жизнь не вышла. Хотела умереть — люди не дали». И старый дьяк, который видел при жизни немало, говорит девушке: «А как подумать, девочка моя, то кто из нас в мире не распятый? Оно как имеешь сердце не из льдины, распятие — судьба каждого человека».

Затаив дыхание, слушала Маруся рассказы дьяка о жизни его в Полтаве. Но не смела сказать о себе: это только ее страдание, это только ее жизнь. Дорогой они видят города и села, которые стали болью и славой Украины. Здесь пролилась кровь за волю Украины. Там отступало войско Остряницы. Здесь села сбил копытами Кончак. Здесь война уничтожила столько людей, что и переночевать не к кому попроситься. Это здесь схватили когда-то Наливайко, который был молод и красив. И жил, и умер, как подобает казаку. За то, что он боролся… За то, что он боролся за свободу, его сожгли. А вот уже и Лубны — столица страшного Яремы Вишневецкого. Нет теперь дворца на Замковой горе, и живет память о преступном мучителе собственного народа, позором покрыто это имя. В истории свои уроки. Отдыхая в одном из пустых домов, дьяк вспоминает все, что знал о Вишневецком, об окружающих селах. Страшные картины обожженной земли, изувеченной войной, принуждают Марусю на время забыть о личном горе: Сердце опять плакать научилось на этой дороге в Киев из Лубнов?! И вот в ее душе рождается песня о Байде и Вишневецком. Дьяк удивлен: А ты поешь — душу всю пронимает. Бывают, может, и лучше голоса, но такого другого нет!

Слушая Марусину песню, он выражает горечь по поводу того, как мало настоящего слова есть в Украине, потому что так называемые поэты «составляют стихотворства святочные, а в селах навзрыд плачут кобзари». Где же оно, настоящее слово: А кто напишет, или написал, большую книгу нашего народа?! Неужели ее так никто и не создаст — великую книгу истории жизни и борьбы великого народа: Все века мы чуем бряцанье оружия, были боги у нас и были герои, какой нас враг только не терзал! Но говорят: «Как руины Трои». О Киеве так никто еще не сказал. Много еще непознанного и неназванного в истории Украины. Об этом рассуждают Маруся и дьяк, путешествуя «дорогой к Киеву из Лубнов». С горечью смотрели путники на покинутые села. А где еще были обитатели, со страхом закрывались они по домам: боялись мора, плохих людей, — всего. Неслучайно и пристанище на ночь нашли путешественники не где-то в доме, а на кладбище. Здесь тихо и уютно, никто уже ничего не хочет и не делает несправедливостей. Примирением веет от каждой могилы. Вот старый поляк закоченел около одного «надгробья». Вероятно, здесь вся его семья — в этой земле… Скорбь всеочищающая! Вот уже и есть его отчизна. Вот потому что кто-то мечтает все заграбастать, а кто-то просто живет, и у него ему болят раны той чужой войны: Когда-то потомки будут отмывать эту печаль от крови и глупости. Потому что власть держащие — тяжело виноваты. А что сделал народу народ?! Этот раздел подает широкую панораму тогдашней жизни Украины.

Он содержит размышления над судьбой народа украинского и всего человечества. И вот он — Киев! Сияет крестами… И вот он — Киев, за валами он! — тот стольный град, золотоверхое чудо души моей малиновый звон! Но Киев — сплошная руина в то время. Во время борьбы украинского народа против иностранных захватчиков не помиловали его литовские, польские гетманы Радзивилл и Потоцкий не только города, но и священные храмы. И он вошел, литовский князь, сюда. Как мечем в спину. А Потоцкий — в грудь. Богдан между ними, как между двух огней… Три дня и три ночи горел Киев: …Стоял собор старинный с выжженной душой… Лежали сдвинутые плиты, как глыбы черного льда. И ангелы в белой одежде впритык обступали алтарь. Лишь священные пещеры Киево-Печерской лавры уцелели.

Туда и по сходились паломники. Долго водил дьяк Марусю, рассказывая ей о святых, которые нашли здесь последнее пристанище. Но не столько о них говорил дьяк, сколько о тех, кто, по его мнению, не менее заслуживал зваться святыми. Он говорил о рыцарях-казаках, которые даже жизни не пожалели для своего народа, а никто не знает об их героических поступках: И говорит дьяк: — Нет у нас меры. Сисой, Мардерий — мученики веры. А Байда что, от веры отступился? А что сильнее подпирает твердь — молитва преподобного Антония Наливайко ли мученическая смерть?.. Уже везде у нас есть разные школы братские. Полукркаины сироты казацкие… Такие же горькие, такие же беззащитные! А им все то же — о подвигах Февронии. Потому что учить детей нужно на примерах собственной истории.

Эта история — не выдуманная, она жива в памяти человеческой. На этой памяти и следует воспитывать патриотов. Горячая страстная речь дьяка о героях Украины, в том числе и о Чурае, отце Маруси, вызывает в памяті девушки живые картины, воспоминания о той страшной зиме, когда враги пытали пятерых казацких старшин, среди которых был и ее отец. Но, заплакав, девушка так и не созналась, что она — дочь славного Чурая. Гордиться отцом, любить его, уважать его память она умела, но пользоваться его именем считала недостойным. Однажды дьяк рассказывает Марусе и о своей жизни. Он тоже когда-то любил. Но когда его панна побрезговала украинским языком, назвав его «хлопским», он отрекся от любви, потому что то был чужой ему человек. Грустью говорят слова дьяка: Ну, да и ничего. Так мне и нужно. Не есть счастье, — можно жить и без. В душе человеческой, кроме видимого неба, есть одиннадцать всяческих небес. Был регентом и был я канархистом. Любил людей и обходил толпу. И отмечался крамольным умением — несклонностью к духовному игу… Бывал я везде. Душа у меня боса. Прошла тернами множества земель… Познал любовь, познал я и ненависть. Горячий был. Когда-то я жил. Теперь я расхожусь с людьми, с лесами, с небом и с жизнью.

Встреча с хорошим человеком, простые и мудрые слова немножко заживили душевные раны Маруси Чурай, успокоили ее. Глазами дьяка она видит и Киев, и людей, вокруг, по-своему переживая события не только своей жизни, но и чувствуя дыхание истории, ее величие: Теперь в Лавр е — где уже те леса? Где молитвенная тишина над лесами? Лишь Днепр, брат вечности и красоты, течет в лугах тех же и так же. Все здесь равны перед Богом и перед этим вечным величием красоты: А в этой пустыне — тысячи людей. Здесь есть всякие. Услышит ли нас господь всех вместе, Когда так просит каждый о своем? Уже и возвращаться пора, осталось помянуть своих умерших… Помяну и пеплом развеянного отца… и мать, которую я возвела я в гроб… Гордея… Анну и…Григория. Дьяк, вероятно, не любил прощаться. Оставил Марусе в подарок платок и хорошее воспоминание о себе да и пошел. Девушка осталась сама с мыслью о том, что нужно как-то жить, так как жива. С тем и направилась домой в Полтаву.