Поведение Чичикова у помещиков в романе «Мертвые души»

Любопытно отметить, что Чичиков, стараясь учтивым обращением расположить к себе старуху, в тех же интересах пытается! местами в разговоре попасть в тон ей. Вот примеры. Когда Коробочка угощает Чичикова и говорит: «Ас чем прихлебнете чайку? Во фляжке фруктовая», — он подхватывает это просторечное слово: «Хлебнем и фруктовой».

Когда Коробочка спрашивает его: «Ведь вы, я чай, заседатель?», — Чичиков опять же поддерживает разговор, вставляя типичное для хозяйки словцо: «Чай, не заседатель».

Поняв, что перед ним патриархальная, религиозная старуха , Чичиков решил сыграть и. на этой струнке хозяйки и использовал ее набожность как раз в самый ответственный момент; именно перед самой просьбой о продаже мертвых душ он выражает сочувствие своей собеседнице словами, взятыми из ее же лексикона: «на все воля божья»; «против мудрости божией ничего нельзя сказать».

Можно привести еще многочисленные примеры, взятые из разговора Чичикова с Коробочкой, говорящие о том, что он с ней гораздо более прост и бесцеремонен в выражениях: «Уступите-ка их мне… или, пожалуй, продайте, я вам за них дам деньги». «Заседателя вам подмасливать больше не нужно». «По рукам, что ли?» «Хватили немножко греха на душу». «Дело яйца выеденного не стоит».

Непонятливую, упрямую старуху Чичиков старается убедить в неотложности сделки, отсюда в его речи следующие выражения: «Ну, теперь ясно?» «В них есть, в самом деле какой-нибудь прок?» «Понимаете ли вы это?» «Эх какие вы Что ж они: могут стоить? Рассмотрите: ведь это прах. Понимаете ли? это просто прах».

Чичиков старается усовестить Коробочку: «Страм, страм, матушка! просто страм. Ну, что вы это говорите». «Эк куда хватили». Упрямая старуха выводит Чичикова из себя, и с его уст слетают бранные эпитеты в ее адрес: «Ну, баба, кажется, крепколобая»; «эк ее, дубинноголовая какая»; «проклятая старуха». Правда, все эти выражения Чичиков все же держит «про себя».

Но, наконец, чаша терпения переполняется, Чичиков теряет равновесие и всякую благопристойность, хвативши в сердцах стулом об пол и посуливши хозяйке черта, и прибегает к грубым и оскорбительным выражениям: «Да пропади они и околей со всей вашей деревней». «Словно какая-нибудь, не говоря дурного слова, дворняжка, что лежит на сене: и сама не ест сена и другим не дает».

Какая разница в сравнении с речью Манилова! С Ноздревым Чичиков ведет себя очень осторожно, зная его разбитную и бесцеремонную натуру, и это сказывается с первых его слов.. Он не хочет ехать к Ноздреву, так как это будет пустой потерей времени , не желает рассказывать, куда держит путь.

Поэтому он, чтобы как можно меньше привлечь внимания к своим словам, говорит: «А я к человеку к одному», и только дальнейшими домогательствами Ноздрев вынуждает его сказать правду.

Чичиков вообще по-разному подходит со своей «просьбой» к каждому помещику. Манилова он почтительно и одновременно смело спрашивает: «Как давно вы изволили подавать ревизскую сказку? …Как с того времени много у вас умерло крестьян?» В разговоре с Коробочкой он приступает к сделке, более окольным, витиеватым путем, стараясь сделать незаметным свой интерес к «мертвым крестьянам». Недаром Гоголь замечает: «повел такие речи…» Деревенька, крестьянские души, фамилия хозяйки, продажа меду, пеньки — вот темы их разговора, прежде чем он поставил интересующий его вопрос: «У вас умирали крестьяне?»

Вся дальнейшая сцена Чичикова с Ноздревым представляет собой стремление Чичикова всеми силами избавиться от всяких покупок, мены, игры в карты, пока, наконец, Ноздрев не уговорил его играть в шашки. И речь Чичикова — это различные варианты его отказов: «Не нужен мне жеребец». «Да зачем мне собака? я не охотник». «Не хочу, да и полно». «Вовсе не охотник играть». И лишь когда Ноздрев нечестной игрой в шашки задел личное достоинство Чичикова, он настойчиво защищает себя: «Я имею право отказаться , потому что ты не так играешь, как прилично честному человеку»; «партии нет возможности оканчивать»; «если ты играл, как прилично честному человеку».

В последних двух выражениях слышится незаконченность мысли, вызванная естественной робостью Чичикова перед хозяином, наступавшим на него с чубуком в руках.

Совершенно иначе чувствует себя Чичиков у Собакевича, хозяина сметливого и сурового, давящего своим присутствием.

Нужно отметить, что Чичиков, более обходительный, чем Собакевич, вынужден был первым заговорить, видя, что «никто не располагается начинать разговора».

Он начал с расхваливания городских чиновников, полагая найти благоприятную тему для установления контакта с собеседником. Похвалив председателя , губернатора и не найдя поддержки в словах Собакевича, он упоминает о полицеймейстере, думая здесь найти единогласие, так как полицеймейстер — друг Собакевича .

В оценке этих чиновников Чичиков пытается занять ту же позицию, какую занял Манилов во время посещения его Чичиковым. Но результат оказался неожиданно иным: если Чичиков в оценке чиновников во всем вторил Манилову, то Собакевич, напротив, высказывает оценки, резко противоположные чичиковским.

В начале обеда между хозяином и гостем возникает спор относительно обедов в городе, в частности у губернатора. Собакевич ругает кухню губернатора, Чичиков возражает ему, но делает это деликатно, мягко, хотя и с достоинством: «У губернатора, однако ж, недурен стол… как приготовляется, об этом я не могу судить, но свиные котлеты и разварная рыба были превосходны».

Когда Собакевич приготовился слушать, «в чем было дельце», «Чичиков начал как-то очень отдаленно, коснулся вообще всего русского государства,… сказал, что по существующим! положениям этого государства, в славе которому пег равного, ревизские души, окончившие жизненное поприще, числятся, однако ж, до подачи новой ревизской сказки наравне с живыми, чтоб таким образом не обременить присутственные места множеством мелочных и бесполезных справок и не увеличить сложность и без того уже весьма сложного государственного механизма», — т. е. начал той витиеватой, казенно-книжной речью, какой он умел говорить и производить бесспорно выгодное, впечатление на слушателей. Чичиков понимает, что с Собакевичем нельзя говорить попросту, что его кулацкая натура хорошо знакома со всякими чиновничьими тонкостями, что с ним нужно вести себя официально, осторожно и дипломатично. Не случайно отсюда и «несуществующие» души вместо «умершие» — это сказано и осторожно, и мягко.

Характерно, что Чичиков) повторяет это определение и после того, как Собакевич прямо и резко назвал их «мертвыми».