Развитие образа Хлестакова в черновых редакциях комедии

Но в первой и во второй черновых редакциях комедии у Хлестакова еще недостаточно выявлены и типические, и общечеловеческие черты. В монологе Осипа Хлестаков наделен чертами мелкого жулика: «извозчиков надувает» . В одном из вариантов второй редакции добавлено: «в картишки надувает» . В последующих редакциях это отсутствует. В первой черновой редакции Хлестаков сам откровенно досадует на то, что не может смошенничать: «хоть бы кондитерские были, то можно было бы еще перехватить того-сего и выйти, не плативши» .

Это преднамеренное мелкое жульничество несомненно нарушает то представление о Хлестакове, которое возникает в печатном тексте » Ревизора «. В первом издании Хлестаков лишен черт мелкого жульничества. Он сам по себе не мошенник.

Однако, превращенный чиновниками в важное лицо, он преображается и, сам не зная как, начинает играть роль такого лица, т. е. становится и вралем, и надувалой, и мошенником. Чиновники подсказывают ему даже темы для разговоров: «Они сами как бы кладут ему все в рот и создают разговор. Он чувствует только то, что везде можно хорошо порисоваться, если ничего не мешает» .

В первой черновой редакции, а частично и во второй Хлестаков — мелкий, изворотливый, в какой-то степени жуликоватый вертопрах, мальчишка, напоминает традиционного комедийного хвастуна. Таким выглядит» он во втором действии — в беседе с тородиичим. Сцена эта была сначала написана Гоголем в традиции водевиля или старинной комедии, где каждый из беседующих принимает другого не за то лицо, каким тот является. В черновых редакциях этого явления второго действия Хлестаков выглядит обыкновенным трусом и хвастуном:

«…Я…я…Ему…Я заплачу… Меня вы не имеете права… Я имею вид… Я вам и подорожную…

Я чиновник. Я губернский секретарь… Я служу по министерству финансов. Я… меня представят скоро к ордену…

Ей богу, не поддаваться… Я буду жаловаться на вас министру» . С некоторыми вариантами это остается и во второй редакции .

В первом издании в этом явлении второго действия традиционные комедийные черты сохраняются, каждый из беседующих принимает другого не за того, кто он есть на самом деле, но сам Хлестаков просто испуган, боится. В редакции первого издания он еще выпаливает фразу. «Меня сам министр знает…» .

О том, как изменил Гоголь VIII явление второго действия в третьем издании, см. настоящий «Комментарии», стр. 157-158.

Большой переработке подверглась и сцена вранья. В черновых редакциях были места, говорившие об успехах Хлестакова в свете, у дам. В печатных редакциях они заменены рассказами Хлестакова о своих успехах на государственной службе. Так, например, в VI явлении третьего действия во второй редакции был рассказ Хлестакова Анне Андреевне о его поведении в светской гостиной: «Приезжаю я в лучшее общество. Ну, становлюсь в первую пару.

Вдруг один из этих молодчиков, знаете, этакие из числа фонфаронов. Только он, смотрю, наступил мне на самую ногу. Извините, говорит, что не каблуком; а я тут же, поворотившись, хлоп его по щеке: извините, говорю, что не кулаком.

И он после это знаете, так сконфузился, присел в уголку и уж ни с кем не тан-цовал. [Да] А после говорит уж мне граф Ивелич: Ну, ты, братец, его хорошо отделал» .

Во второй черновой редакции в сцене вранья был рассказ Хлестакова о случае в гостинице с куропаткой: «А какой странный со мною анекдот случился во время проезда в гостинице…» .

О Хлестакове у Гоголя мелькало множество, порой даже неожиданных мыслей. Так, например, в рассказе Хлестакова о влюбившейся в него графине, приславшей за ним великолепную карету , заметно сходство со сновидениями художника-романтика Пискарева . Романтическая мечта художника, опошленная Хлестаковым, приобретает иной характер.

На фоне восклицания, которое вырвалось у Пискарева : «О, как отвратительна действительность! Что она против мечты?» , — особенно видна мизерность Хлестакова, повествующего о своих победах у графини .

Все вставные эпизоды, анекдоты в монологах Хлестакова в печатных изданиях отбрасываются Гоголем. В процессе работы возрастает значение и углубляется содержание темы уездного города. И здесь конкретные, но нехарактерные детали снимаются.

Этим, по всей вероятности, объясняется исключение из второй черновой редакции слов городничего: «Проклятые обыватели домов насыпали такие навозные кучи под окнами, как будто селитренные бурты» .

Гоголь избегает конкретных названий, исключает все то, что является принадлежностью определенного края, местности, города. Он говорит о характерном для всей страны. В своих путешествиях по русским дорогам, в какую бы сторону он ни ехал, Гоголь видел похожие один на другой города , тот же порядок. Убирая детали и частности, Гоголь подчеркивал, что городишко, о котором он рассказал в своей комедии, такой же, как и другие.

Так, например, в первой черновой редакции есть указание, что город, где происходит действие «Ревизора», находится на Украине. Гоголь несомненно знал жизнь украинских губернских городов лучше, чем других.