Сладость контрафакта

Весной 1831 года двадцатидвухлетний Гоголь, уже два года как петербуржец, решил издать свои повести. Помня печальный опыт с публикацией «идиллии в картинах» «Ганц Кюхельгартен» , обратился за советом к своему доброму знакомому и покровителю, литератору, преподавателю Павловского кадетского корпуса Петру Александровичу Плетневу . Отчего не помочь?

Плетнев посоветовал начать путь в литературу с чистого листа: «Ганц…» вышел в свет под псевдонимом В. Алов, а теперь пусть будет позамысловатее.

Так появились «Вечера на хуторе близ Диканьки. Повести, изданные Пасичником Рудым Паньком «. Готовилась книга не без затруднений: в мае Гоголь жаловался своему другу с детства Александру Данилевскому, что наборщик из Типографии департамента народного просвещения «пьет запоем».

Но дело все же двигалось: 26 мая цензор, статский советник Никита Бытурский цензурное разрешение подписал.

Наконец в том же самом мае , познакомившись на вечере у Плетнева с Пушкиным, Гоголь незамедлительно устремился к установлению постоянных отношений с тем, кто «занимал все его воображение еще на школьной скамье». Случайно или нет, но он летом оказался в домашних учителях в Павловске, по соседству с Царским Селом, где жили в это время Пушкин с молодой женой и Жуковский. Осенью, в письме к тому же Данилевскому подвел итоги: «Почти каждый вечер собирались мы: Жуковский, Пушкин и я».

Подобное писал, вероятно, не только другу детства — однажды из Петербурга ему отправили деньги не в Павловск, а в Царское Село, Пушкину, полагая, что так они быстрее попадут адресату в руки. Правда, въедливые гоголеведы скептически относятся к вышеприведенной предхлестаковской фразе. Встречи, конечно, были, но судя по первому известному нам письму Гоголя к Пушкину, он даже дорогу из Павловска в Царское Село знал не очень хорошо.

К августу, очевидно, наборщик из запоя вышел: в следующем письме к Пушкину, 21-го августа, Гоголь рассказывает ныне хрестоматийную историю о посещении типографии, где печатались «Вечера…».

«Только что я просунулся в двери, наборщики, завидя меня, давай каждый фыркать и прыскать себе в руку, отворотившись к стенке. Это меня несколько удивило. Я к фактору, и он, после некоторых ловких уклонений, наконец сказал, что: Штучки, которые изволили прислать из Павловска для печатания, оченно до чрезвычайности забавны и наборщикам принесли большую забаву. Из этого я заключил, что я писатель совершенно во вкусе черни».

10 сентября Гоголь отправил свежие экземпляры книги Жуковскому. Один — для передачи Пушкину, несколько — «тем, кому вы по усмотрению своему определите».

Так или иначе, в начале октября история о смеющихся над страницами Гоголя наборщиках уже появилась во влиятельном издании — «Литературных прибавлениях к «Русскому инвалиду»».

Пушкин включил ее в свое «Письмо к издателю…», поддерживающее «Вечера…», а само письмо поместили в отзыв о книге, рекомендующий ее читателям. Тут же пушкинскую заметку перевели на французский язык и напечатали в петербургском еженедельнике «Le Miroir»… Так, по последующему замечанию Гоголя, «порося» его «вышло в свет».

К исходу 1831 года тираж был распродан. Когда в начале марта следующего года издали вторую часть «Вечеров…», пришлось допечатывать и первую — спрос на книгу увеличился.

Эта поучительная история вспомянута в подробностях не случайно. Гоголь был не только гениальным писателем, но и талантливым организатором продвижения своих сочинений. Он хитроумно заставил читателя обратить внимание и на следующие свои книги — «Миргород» и «Арабески». Первую снабдил подзаголовком — «Повести, служащие продолжением Вечеров на хуторе близ Диканьки «, а вторую — совершенно новую и разножанровую по содержанию — выпустил почти одновременно с «Миргородом», соответственно в 20-х числах января и февраля 1835 года.

Причем в «Арабесках» свои ранние Сочинения на исторические и культурные темы снабдил «паровозом», или как бы тогда сказали — «пароходом», тремя шедеврами, составившими вскоре основу так называемых «петербургских повестей» : это «Портрет», «Невский проспект», «Записки сумасшедшего».

Свой сюжет возник и при издании «Мертвых душ». Когда начались мытарства рукописи в московской цензуре, Гоголь 7 января 1842 года отправил в Петербург письмо П. А. Плетневу, где изображается фантасмагорическая сцена обсуждения «Мертвых душ» в цензурном комитете. Письмо пространно, это, по сути, небольшая новелла, и в силу доступности цитировать его не буду.

Интересно другое: до сих пор точно не известно, происходила ли эта фантасмагория в действительности.

Одновременно с эпистолярной подготовкой картины своего безысходного положения в глазах петербургских друзей Гоголь рукопись из цензуры забрал и отправил им, избрав курьером Белинского , возвращавшегося из Москвы в северную столицу.

В мае книга, хотя несколько и потрепанная питерскими, уже продавалась в Москве.

Наконец обратимся собственно к календарной дате, приличествующей этой рубрике. Она — в продолжение истории издания гоголевских книг.

165лет назад во второй половине января 1843 Года в Петербурге вышли «Сочинения» Гоголя в 4-х томах, первое собрание его произведений . Чтобы оценить это событие, достаточно вспомнить, что Собрание сочинений Пушкина стало выходить только после его кончины, а, скажем, Жуковский, начавший издавать свои сочинения в 1835 году, завершил это дело уже после выхода «Сочинений» Гоголя.

В первый том своего собрания Гоголь включил «Вечера на хуторе близ Диканьки», во второй — «Миргород», в третий — повести «Невский проспект», «Нос», «Портрет», «Шинель», «Коляска», «Записки сумасшедшего», «Рим». Четвертый том составили пьесы: » Ревизор» с приложениями, «Женитьба»; драматические отрывки и отдельные сцены: «Игроки», » Утро делового человека», «Тяжба», «Лакейская», «Отрывок» и «Театральный разъезд после первого представления комедии». «Мертвые души», увидевшие свет незадолго до этого, в четырехтомник не вошли.

Интересно, что, составив собрание, Гоголь в редактуре его участия не принимал. Он поручил ее своему давнему другу Николаю Прокоповичу, учителю русского языка в одном из петербургских кадетских корпусов. Редактором Прокопович оказался чересчур усердным: он выправил немало живых оборотов в гоголевских текстах, приводя их в соответствие с формальными правилами грамматики.

Кроме того, в издании были пропуски и неверные чтения, порой приводившие к бессмыслице.

Итог несколько разочаровал Гоголя, и он, хотя и деликатно, но твердо дал это понять старому товарищу. «Вкрались ошибки, — писал он Прокоповичу, — но, я думаю, они произошли от неправильного оригинала и принадлежат писцу или даже мне. Все, что от издателя, то хорошо; что от типографии, то мерзко».

Но даже при этих обстоятельствах издание «Сочинений» Гоголя значительным для того времени тиражом 5000 экземпляров произвело в читательском мире фурор .

Своеобразную оценку этого события находим в замечательных воспоминаниях Сергея Тимофеевича Аксакова «История моего знакомства с Гоголем».

Посетовав на огрехи в работе Прокоповича, Аксаков отмечает также дороговизну издания.

Однако, как видно, это не оказалось значительной помехой. » Типография сделала значительную контрафакцию «. Оказывается, не только нынешние поп-звезды страдают от пиратских копий!

«Когда Шевырев впоследствии, с разрешения Гоголя, вытребовал все остальные экземпляры себе в Москву, оказалось, что у книгопродавцев в Петербурге и частью в Москве находился большой запас «Мертвых душ» , не соответствующий числу распроданных экземпляров, так что в течение полутора года ни один книгопродавец не взял у Шевырева ни одного экземпляра, а все получали их из Петербурга с выгодною уступкою. По прошествии же полутора года экземпляры начали быстро расходиться и пересылаться в Петербург».

Отныне Гоголь мог быть спокоен: он обрел прочное место на книжном рынке. Теперь знаем — навсегда.

Гоголь был волен предпринимать попытки противостояния контрафактным изданиям, оставлять их без внимания или же продолжить «прочное дело жизни» — творчество.

Правда, здесь проблемы всегда серьезнее, чем контрафакция.